Собственность зверя - Анна Владимирова Страница 9

— Не хочу у тебя отнимать время. Ты и так его достаточно потратил на меня. И я очень тебе благодарна… — На этом он закатил глаза, напряженно вздыхая, чем совершенно сбил меня с толку.

— Ешь давай нормально! — усмехнулся, наливая себе новую чашку до краев. — Булочку тоже. А то никакой работы тебе, немочь.

— А ты любишь девушек покрепче? — подчинилась с готовностью. Лишь бы не ворчал. И не уходил.

— Мы не любим за внешность, — серьезно ответил он.

— Ну ты же не всех, с кем спишь, любишь?

— Раньше — нет. Теперь, наверное, постарел, — буравил он меня взглядом, усмехаясь.

— Ну а как ты выбрал эту, с которой встречаешься?

— По запаху, голосу, смеху… И глаза мне ее нравятся, — улыбался все шире, глядя в мои.

— А в кого на превращается?

— В занудную ворчунью временами… но все больше — в милую пушистую зайку… — При этом смотрел на меня так, будто этой зайкой была я.

— Она тоже пума?

— Я как-то не привык завязывать отношения с оборотнями, — вдруг усмехнулся он и опустил глаза в чашку. — Отвык. И человеческие девушки нравятся мне больше…

— Круг сузился. — Людей здесь было немного.

— Не заговаривай мне зубы — ешь!

— Вот разнесет меня на этих булочках!

— Буду тебя катать, — усмехнулся.

— Не очень изящная строчка в твоем резюме, не находишь? — улыбнулась. Но то, что он остался, вернуло утру краски и уют. Оставалось только забыть потом об этом в целях спокойствия, но сейчас я позволял себе эту терапию на полную. И дальше бы послушно ела булочки, если бы не телефонный звонок.

Джастис приложил мобильный к уху и вдруг тревожно глянул на меня.

— Что? — насторожилась я.

— Я понял. Дай пять минут, — сообщил он кому-то и отбил звонок. — Твой отец у ворот.

— Отец? — выдохнула я. — Что случилось?

— Хочет тебя увидеть…

Отец звонил мне несколько раз вчера, но я не отвечала. Стоило начать вспоминать события трехмесячной давности, возвращались тревожные сны, в которых мир заметало снегом. Не думаю, что ему есть, что мне сказать нового.

— Будешь с ним разговаривать? — Джастис поймал мой бегающий взгляд. — Я буду рядом.

— Хорошо, — кивнула.

— Пошли, — и он подал мне руку.

***

На пропускном пункте нас ждал Рэм. Он коротко поприветствовал меня и добавил:

— Я буду здесь на случай вопросов.

— Вы уже что-то сделали против него? — догадалась я.

— Его лишили возможность дальнейшей деятельности в северном регионе. Но это пока…

— А потом?..

— Посмотрим, — уклончиво отозвался он.

Я только покачала головой и направилась к проходу. Джастис шел следом.

— Я бы хотела поговорить с ним одна, прости…

— Не могу тебя отпустить одну, — и не подумал слушаться он. — Ты — моя ответственность.

Мы вышли вместе через проходную и оказались на широкой площадке за стеной. Отец ждал в машине, на мое появление вышел и направился навстречу.

— Лали… — Он быстро глянул за мою спину на Джастиса и вернул на меня тревожный взгляд. — Как ты?

— Нормально. Что ты здесь делаешь?

— Я хотел извиниться, — пристально посмотрел в мои глаза. — Я был не прав по отношению к тебе, не стоило так ломать твою жизнь…

Я недоверчиво нахмурилась, но сердце уже набрало обороты и защемило от тоски. Мне жутко не хватало того, что было раньше между нами.

— Мне жаль, что так вышло. И очень не хватает тебя. — Он смотрел на меня с тревогой. — Как ты тут?

— Все хорошо… — только и успела выдохнуть я, как тело прострелило болью от живота и в ноги. Колени подогнулись, и если бы не Джастис, я бы рухнула на землю. Отец оказался рядом:

— Что с тобой?!

Но Джастис уже подхватил меня на руки и бросился обратно. Мир вертелся перед глазами, ноги немели, и я задыхалась от боли.

— Срочно скорую! — послышался голос Джастиса.

— Пустите меня к дочери! — едва долетал голос отца. — Скажите, что с моей дочерью!

— Джас… — только и удалось мне выдавить, как из глаз покатились слезы. — Мне больно!

— Потерпи немного. — Его голос звенел от напряжения. — Рэм!

— Две минуты. Аптечка.

— Доставай желтую ампулу…

Я почти ничего не соображала. Хотелось, чтобы боль прошла, чтобы все закончилось. Не было страха за ребенка, только за себя, и от этого хотелось выть… Теплое безмятежное утро обернулось каким-то кошмаром. Уже в скорой мне поставили капельницу, и начало отпускать. Когда боль немного стихла, пришел страх уже за малыша, и я заплакала…

***

Я лежала в диагностическом кабинете и держалась за суровый взгляд Джистиса, который всматривался в монитор, осторожно скользя датчиком по животу.

— Сильный тонус, — заключил он. — Ничего больше…

— Ты уверен? — дрожащим голосом выдавила я.

— Абсолютно, — и он отложил аппарат. — Сейчас все позади. Ничего страшного нет, Лали.

По вискам снова покатились горячие слезы.

— Эй, — присел он рядом. — Все хорошо, слышишь? Нет проблемы… А тебе нельзя расстраиваться.

— Я же не расстроилась там… отец наоборот просил прощения.

— Это вызвало эмоциональный всплеск. Но ничего страшного…

— Было так больно…

— Сегодня останемся тут, я обследую тебя полностью. Если все нормально — завтра отвезу домой. Все хорошо…

***

Но домой меня никто не отвез.

Боль вернулась ночью, потом днем… и стала обычным явлением уже через пару суток. И, хоть никаких отклонений у меня не находилось, тело почему-то отторгало ребенка. Вскоре капельницы вместо завтрака и ужина вошли в привычку. Запах антисептиков и лекарств заменил воздух, а самым любимым временем стали обычные прогулки по парку вокруг. Теплый сентябрь ни одним намеком не выдал свою причастность к осеннему времени, вокруг все также зеленело и трещало на разные голоса, будто зимы в этом году никто не ждал.

Джастис жил в больнице вместе со мной. Катал меня, как инвалида, в кресле-каталке, развлекал и старался скрасить пребывание в неизвестности.

— Ты же с кем-то встречался, — напомнила я однажды утром, когда мы завтракали в моем любимом месте — на скале под кряжестой елью.

— Встречался, — рассеянно кивнул он, нарезая колбасу.

— Я хочу тебя уволить…

— Ты меня не нанимала, чтобы увольнять, — даже не дрогнул он. — Бери бутерброд и ешь.