Из меди и перьев - Элииса Страница 90

Она накрыла голову одеялом и стала походить на одну из Дочерей Плача, что ходят за больными и поют по умершим. Магнус тихонько встал и подошел к столу. Лист бумаги нашелся, перо и чернильница были рядом. Он не сможет жить с этой тайной, если она его прогоняет. Пусть он расколет свое сердце надвое, но сможет принести свое покаяние ей под ноги. Перо скрипело и оставляло кляксы, но слова про зелье и руту были написаны. Если бы мог, он попросил бы у нее прощения, но ее прощения ему не добиться, он знал, а потому умолчал об этом. Он сложил лист вчетверо, последний раз с любовью вывел ее имя на обороте и оставил на столе.

– Прощай, любовь моя, прощай, – прошептал он и в спешке вышел из комнаты.

Дверь чужак распахнул так, что Микаэль чуть было не получил по лбу. Тот не стал утруждать себя прощанием, а Микаэль и не подумал проводить его до двери. Южанин слегка замялся на пороге. Весь день он испытывал странный страх перед этим посещением, но наконец пересилил себя и шагнул вперед. Он уже жалел, что впустил к ней разбойника. Ясное дело, что Сольвег не хотела его видеть, но его мягкое сердце не удержалось. Она лежала сейчас, свернувшись в клубок, точно пес, с головой укрывшись одеялом, хотя в комнате было жарко. Микаэль подошел к ней и положил руку на одеяло там, где, по его мнению, должна была быть голова. Тело под одеялом еле заметно задрожало.

– Сольвег, – негромко позвал он. – Это я. Не бойся, он ушел.

Дрожь прекратилась и бледное лицо красавицы со следами слез показалось из-под одеяла. Он все же заставил ее плакать. Вот же мерзавец. «Ее слез лучше не замечать, –понял Микаэль. – Если я покажу, что вижу их, она мне этого не простит. Или наоборот. Создатель, что я должен с ней делать? Кто разберет эту женщину.» Его суматошные мысли прервал неожиданно хриплый от плача и тихий голос.

– Я не сказала тебе спасибо.

– Что? – опешил Микаэль.

– Я не сказала тебе спасибо за то, что спас мою жизнь. Говорю теперь. Спасибо тебе.

– Ты позволишь? – он вопросительно взглянул на нее.

Сольвег молча кивнула, и он сел на кровать рядом с ней. Глаза, горевшие прежде таким огнем, были потухшие. Сильные тонкие руки крепко сжимали друг друга, будто эта цепь пальцев могла защитить ее. От чего? От чудовища, от боли, от горя? Темные кудри до сих пор были спутанные и грязные. Он невольно протянул руку и достал соломинку из ее волос. Потом еще одну. И еще. Сольвег сидела перед ним, как послушный ребенок и молчала.

– Теперь ты поверила мне, – горько проронил Микаэль, глядя на изменившуюся подругу, и это был не вопрос.

– Она обманула меня, так обманула. Околдовала, точно как Эберта. Все лгала и лгала, даже когда гналась за мной, кричала, что не хочет мне зла. Да вот только она сама мне открылась. И пыталась убить меня. Ты был прав, Микаэль.

Микаэль замялся. О произошедшем ночью он еще ни с кем не говорил и сам еще не все обдумал.

– Как тебе бы сказать… – южанин разглаживал складки на одеяле и старался не смотреть на нее. – Формально не Кая пыталась тебя убить. По крайней мере не в этот раз.

Сольвег прерывисто вздохнула и раздраженно скрестила руки.

– О чем ты, Ниле? Что за новые глупости? Что за новая напасть?

Микаэль тихо выругался сам на себя за то, что толком не знает ответа.

– У меня тут тебе небольшой подарочек, – пробормотал он и начал искать что-то у себя по карманам. Нашарив, он вытащил и положил ей на колени четыре черных, точно обсидиан, пера.

Сольвег вздрогнула. Она долго и пристально смотрела на них, потом решила коснуться одного пальцем. Погладила и оттолкнула от себя подальше. В глазах вспыхнул только что пережитый страх, и Микаэль поскорее снова забрал перья себе.

– После того, как вчера подстрелил и немножечко ощипал нашу курочку. Жаль, что не в сердце попал.

– Они черные, – Сольвег непонимающе подняла на него глаза. – У Каи… у нашего чудовища были медные. И в кольце были медные. А это что?

– А это перья другого сирина, дорогая, – тихо ответил Микаэль. – Это была не Кая. Я чуть-чуть разглядел его. Это мужчина.

Сольвег сперва уставилась на него отчаянным не верящим взглядом. Потом бессильно откинулась на подушки.

– Сколько же этих тварей развелось в нашем городе, – прошептала она белыми губами. – Что за беда, Микаэль?

– Может, сперва поешь? – южанин забеспокоился, увидев, как белая краска вновь наползает на порозовевшеее было лицо. – Я тут принес немного, – он махнул на стол, на который поставил поднос. – Тут свежая горбушка, бульон. Немного ветчины и масла. Чай с молоком. Как ты любишь. Выбирай, чего хочется.

Сольвег покачала головой и отвернулась от пищи.

– Поешь хоть немного, – попросил Микаэль. – Сольвег. Ну ради друга. Ради меня.

Он поставил поднос ей на колени и машинально стал очищать виноград с веточки. Потом намазал свежее масло на хлебную горбушку, положил полосочку ветчины.

– Поешь.

Сольвег послушно и молча положила виноградинку в рот. Затем еще одну. На лицо стала постепенно возвращаться нежная краска.

– Значит, еще один сирин, а?

– Да.

– Не пора бы бежать из города? Или я не знаю… писать королеве.

Южанин покачал головой.

– Может, еще и напишут, ты не загадывай. Когда я нес тебя вчера… Израненную по улицам. Многие сбежались посмотреть на это. Они были до сих пор так беспечны, прогуливались в закоулках после заката. Я не выдержал. Я рассказал им о чудище. Не рассказал, что сирин, не рассказал о Кае. Но много ли нужно людям, чтобы возложить вину на чужаков, – он закрыл лицо руками. – Я не знаю, что я наделал Сольвег. Но поступить иначе не мог. Я должен был предупредить их хоть как-то.

Сольвег отложила хлеб и неловко накрыла его руку ладонью.

– И что же будет теперь? – прошептала она.

Микаэль покачал головой.

– Я не знаю. Но уже сегодня я слышал от слуг, что поползли шепотки о вине Горных домов. Из этих шепотков скоро возгорится пожар. В тавернах подвыпившие мужички уже грозятся с вилами идти на лагерь. И знаешь, не нам их винить.

– Что будет с Эбертом? – перебила красавица. – Что будет с рыцарем?

– Тихо, – властно перебил южанин и положил руку на ее пылающий лоб. – Тихо, Сольвег. В эту минуту и хотя бы на пару часов прекрати думать об Эберте. Думай лишь о себе. Доктор мне рассказал, Сольвег… Все рассказал.

Сольвег взглянула на него так, будто он ее ударил. Глаза красные, воспаленные. Когда последний раз он видел такую неприкрытую боль?

– Я не могу думать о себе, – прошептала она, не сводя с него горящих глаз. – Только не о себе, только не об этом. Иначе я не увижу смысла вставать завтра с постели. Даже наша дружба не будет стоить того.

Слезы покатились из ее глаз, будто крохотные росинки. Плач тряс ее, но она не издавала ни звука.