Дороги богов - Галина Львовна Романова Страница 90

Все мигом оставили забавы, перестав кидать друг друга в снег, и бегом бросились к берегу, в лоб беря крутой склон. Здесь было пробито несколько тропинок, по которым сейчас и взбегала стая.

Тополь привычно обогнал большинство своих и потому не видел, как увязавшегося за щенятами Волчонка кто-то толкнул на бегу так, что парнишка споткнулся и окунулся в сугроб. Пока он выбирался из него, стая пробежала мимо, и ему пришлось одолевать последние шаги в одиночестве.

Хоть и клялся, что с ним ничего не случится, назавтра Волчонок все же жестоко простыл. Весь день он с лихорадочно-восторженно блестящими глазами вертелся поблизости от воинов разинув рот, глазел на забавы, с настойчивостью приблудившегося щенка не замечая, что всем мешается. Но уже за вечерней трапезой Тополь приметил, как горят его щеки и мелко дрожат губы. Несмотря на то что в трапезной было жарко натоплено, Волчонок никак не мог согреться и с трудом заставил себя поесть. Заметив, что с парнем творится что-то неладное, Тополь подозвал Стойко и строго-настрого приказал ему устроить Недоноска в их клети.

А наутро, когда опять чугунное било возвестило о начале нового дня, Волчонок не выбрался на двор.

В то утро никто не путался под ногами, не брался растаскивать возившихся с вожаком щенят, но Тополь почувствовал его отсутствие и, едва пройдя в ворота, сразу отправился в клеть отроков.

Волчонок метался на лавке в жару, и даже с первого беглого взгляда было заметно, что он весь горит. Скинув одеяло, он разметался на постели и что-то шептал пересохшими темными губами. Вожак склонился над ним, трогая ладонью пылающий лоб.

— Погодите, я сейчас… сейчас встану… — прошептал Волчонок в забытьи. — Я с вами!.. Подождите меня, я…

Он рванулся привстать — широко распахнутые глаза смотрели мимо вожака. Тополю пришлось приложить усилия, чтобы заставить парнишку лечь, — в тощем теле оказался действительно немалый запас силенок. Вот только пошли они не на то.

Удерживая продолжавшего просить не оставлять его Волчонка за плечи, Тополь обернулся на вошедших следом Стойко, приятелей-корелов и теснящихся у порога отроков.

— Медведю накажите — пусть сестру свою кликнет, — приказал он. — Да в баню его, хворь гнать!..

Сестра Медведя, как и любая другая женщина-лесовичка, была травницей и, если надо, ведовицей, да такой, что порой знахарки-корелинки да словенки только ахали, удивляясь. Когда-то Роса заглядывалась на Тополя — вожака-вдовца, — особенно когда поняла, что тот не обижает ни ее брата, ни остальных пленных мальчишек. Все лесовики молчаливо одобряли выбор Росы — негоже вожаку ходить одиноким, следовало продолжить род. Но Тополь первое время все скорбел по Лане, к которой успел привязаться крепче, чем думалось, а когда боль утраты немного утихла, то выяснилось, что девушка, устав ждать, уже пошла замуж за другого. Но она не забывала вожака и с готовностью спешила на его зов, не замечая ревности мужа.

Волчонка отпарили в бане до малинового жара, выгоняя болезнь, а потом закутали в медвежьи шкуры и уложили в землянке Росы ближе к каменному очагу, в тепло, где женщина принялась поить его отварами и молоком с диким медом.

Бывало такое и прежде — кто-нибудь из отроков случайно проваливался под лед или застуживал грудь, задержавшись в лесу на охоте или в дальнем дозоре, случалось и старым ранам воспалиться, не давая житья. Вожак знал, кто из воинов его стаи здоров, а кто хвор, с кого спрос меньше, а кого надо гонять до седьмого пота, но, пока не изберет себе преемника, он никого не выделяет, разве что подрастающих сыновей. Не имея семьи, Тополь не прикипел ни к кому, а тут вдруг зачастил в землянку Росы.

Волчонок не поднимал головы с постели без малого три седмицы — видать, хворь поймала его еще зимой, в лесу, а тут предутренний бег босиком по снегу да ныряние в прорубь доконали мальчишку. Сейчас он медленно выздоравливал, борясь со всеми недугами враз, и не проходило и дня, чтобы Тополь не спускался по расчищенным ступеням, отворяя забухающую дверь. Хлопотавшая у огня Роса вскакивала ему навстречу, торопливо убирая распущенные волосы под плат, улыбалась беспомощно и ласково и сторонилась, уступая место у постели больного. У нее уже было четверо детей, к лету она должна была снова родить, и всякий раз, попадаясь вожаку на глаза, женщина смущалась и словно бы обижалась за то, что из всех детей ни один не был похож на Тополя.

Не глядя на женщину и ее младших детей — первенец уже полгода как жил в дружинном доме среди прочих щенят, — Тополь проходил к постели. Первые дни Волчонок больше спал и во сне казался совсем маленьким и беспомощным. Он очень исхудал и словно светился изнутри. Вожак садился рядом, а Роса вставала за его плечом.

— Он будет жить, — как-то сказала она. — Он очень сильный!

В полутьме землянки Тополь над своим плечом увидел очень близко ее напряженное лицо.

— Он сильный, — повторила Роса. — Как ты.

С утра стояла ясная, почти весенняя погода, и ее дети выбежали наружу сбивать сосульки. Только младший сынишка посапывал в колыбели, и в землянке они были одни. Роса положила руку на плечо Тополю и, когда он обернулся к ней, осталась стоять так близко, что он чувствовал ее запах. Женщина смотрела на него во все глаза, она ждала его слов, его рук на своем теле, может быть, даже чего-то большего. Не было сомнения, что она все еще продолжала его любить, но вместо того чтобы прикоснуться к женщине, Тополь поднялся и за плечи отодвинул ее от себя:

— Поставь его на ноги.

Еще несколько дней спустя Волчонок понемногу начал оживать и выходить. За время болезни от него остались только большие светлые глаза и острый нос. Роса перешила ему кое-какую одежу от старшего сына и мужа, и он первый раз переступил порог ее землянки в обнове. Отвыкнув за время болезни от людей, он опять держался настороженно.

Волею судьбы оказавшись среди словен, лесовики понемногу перенимали их обычаи, благо часть воинов в стае была из этого народа. Только справляли они праздники на свой лад и зачастую в свои сроки.

Волчонок первый раз после выздоровления вышел из землянки Росы именно в один из дней празднования Комоедиц — начала весны и встречи нового года по обычаям лесовиков. Убегая поглядеть на игрища — младенец в люльке и надвигающееся новое материнство мешали ей, как бывало, участвовать в катаниях с горок, — Роса накоротке объяснила Недоноску в чем дело, и он, крадучись подобравшись к распахнутым настежь воротам, издалека с робким любопытством глазел на крутой склон над Невой, где уже несколько дней горели костры, на чугунных противнях пекли блины — это лесовики переняли от местных жителей, — а цепляющаяся за самый край береза была увешана лентами, кожаными поясками и даже бусами и обручьями, снятыми с девичьих шей и рук. Береза — дерево просыпающегося медведя-бера — нынче была именинницей.

Веселились все — стар и млад, женщины и дети. Отроки, которым летом еще предстояло пройти испытание и встать в ряды воинов, молодые воины старались вовсю — лихо съезжали с горы кто на корельских коротких лыжах, кто запросто, на своих двоих, красуясь перед девушками. Схватывались бороться друг с дружкой и ряженым в медвежью шкуру Медведем. Сегодня утром, согласно обычаю, он сподобился изображать просыпающегося хозяина лесов, и на его выпирающие из-под звериной шкуры плечи особенно ласково поглядывали девушки, которых по жребию метали в загодя приготовленную «берлогу». Уловив зазывные взгляды, давно женатый Медведь потихоньку отыскал своего выученика Стойко и, схватившись с ним в потешной борьбе, шепнул на ухо пару слов. Обнявшись, два «медведя», как их называли за глаза, скатились с обрыва, поднимая облака снежной пелены, под визг довольных девчонок и смех воинов. Ненадолго они скрылись за кустами, а потом ряженый зверем выбрался, нарочно громко и недовольно рыча, словно удирая от спрятавшегося там противника. И мало кто заметил, что плечи его стали чуть уже, а сам он меньше ростом — там, за кустами, Медведь отдал шкуру Стойко, чтобы парень мог вдоволь позабавиться с льнущими к нему девушками — все равно ни одна не разглядела его лица там, во тьме снежной «берлоги».