В гостях у Джейн Остин. Биография сквозь призму быта - Люси Уорсли

Предисловие

Достоинства мисс Остин давно вне сомнения: она сугубо домашняя романистка.

Мир романов Джейн Остин, предстающий перед нами в бесчисленных экранизациях, — это мир дома, упорядоченный и уютный. Ее персонажи обитают в аккуратненьких сельских усадьбах, в аристократических загородных поместьях и в элегантных городских особняках Лондона и Бата.

Жизнь самой Джейн Остин часто рассматривают сквозь ту же призму — призму неотделимого от нее образа очаровательной, утопающей в цветах сельской усадьбы в хэмпширском Чотоне, где Джейн, ее сестра и их мать обрели наконец давно чаемый приют. Джейн поселилась в Чотоне в 1809 году, надеясь, вероятно, прожить там счастливо до конца своих дней. На деле все обернулось иначе.

Жилье было для Джейн вечной проблемой. Какое существование ей по средствам? Как ей совмещать писательство с множеством домашних обязанностей незамужней дочери и тетки? Где хранить рукописи? О собственном доме Джейн, должно быть, даже не мечтала. Оставшись после смерти отца с крохотным запасом средств, с трудом заработанных писательством, она вынуждена была ютиться в съемных комнатах или кочевать между родственниками, которые использовали ее как бесплатную няньку.

Поэтому неудивительно, что поиски дома — центральная тема творчества Джейн. Действие ее романов происходит большей частью в комнатах, обычно в гостиных, где люди беседуют, всегда беседуют. Но когда герои Джейн хотят излить душу — открыть свои подлинные чувства, — они, как правило, бегут на вольный воздух. Они вырываются из челюстей гостиных, которые удерживают их в строгих границах. «Вам опостылела благовоспитанность», — говорит Лиззи Беннет мистеру Дарси в минуту откровенности.

Молодежь, впервые читающая романы Джейн Остин, воспринимает их как истории о любви, любовных перипетиях и обретении спутника жизни. Однако счастливый дом — это еще одна ценность, которой у юных леди нет и о которой они грезят. Все главные героини Джейн лишены либо родного очага, либо родной семьи. Джейн показывает — мягко, но с ошеломляющей убедительностью, насколько трудно найти настоящий дом, надежное место, где тебя понимают и любят. Она обладает обостренным чувством домашнего благополучия — или неблагополучия.

Отсюда пошло мнение, будто сама Джейн дома была несчастлива, чем-то уязвлена или травмирована. Однако горькая правда заключается в том, что она была лишь одной из многих старых дев своего времени, которым приходилось «обживаться» в самых неподходящих, убогих и гадких местах. И это касалось не только старых дев. «Мое величайшее желание — иметь свой дом, пусть самый неустроенный», — писала невестка Джейн Фанни. Жилищем ей служила тогда тесная каюта на судне ее мужа-моряка.

Вот почему в романах у Джейн так много домов — обожаемых, потерянных и вожделенных. В ее первом изданном произведении — «Чувстве и чувствительности» — Марианну и Элинор изгоняет из обители их детства смерть в семье. Элизабет Беннет и ее сестры в «Гордости и предубеждении» будут выставлены на улицу после кончины отца. Героиню «Мэнсфилд-парка» Фанни Прайс отсылают из дома к богатым родственникам, как одного из братьев Джейн. В «Доводах рассудка» Энн Эллиот скучает по сельской жизни в Киллинч-холле, когда ее отправляют в Бат. Даже Кэтрин Морланд в «Нортенгерском аббатстве» и Эмма Вудхаус в «Эмме» — юные, достаточно обеспеченные, не преследуемые угрозой со дня на день остаться без крова, должны с умом выбирать свое будущее домашнее устройство.

В действительности, как бы неожиданно это ни прозвучало, Джейн не вынужденно вступила в «опасный возраст», не обзаведясь домом, — она осталась старой девой добровольно. Отнюдь не обделенная вниманием, она совершенно точно отказала по крайней мере одному поклоннику, и мы встретим в ее истории не менее пяти потенциальных супругов. Я думаю, что Джейн сознательно не связывала себя узами брака, так как считала, что замужество, собственность и прочный дом могут стать для нее тюрьмой.

Я надеюсь показать вам бытовую сторону жизни Джейн, с ее светлыми и темными днями, с ее семейными радостями и заботами и с теми «незначащими предметами, из коих ежедневно слагается счастье домашнего бытия», как писала об этом в «Эмме» сама Джейн. С мелкопоместных дворянок уже давно сняты обвинения в «праздности»: они либо занимались «делом», которое общество полагало достойным, вроде игры на фортепиано или чтения познавательных книг, либо тайно — как это было в семье Остин — выполняли большую часть рутинной работы, необходимой для того, чтобы на столе не переводился хлеб, а одежда была опрятной. Иногда труд ограничивался усиленным надзором за прислугой, но порой требовалось засучить рукава и попотеть самим.

Мы можем проследить жизнь Джейн по дням и даже по часам благодаря тому, что она была неутомимой корреспонденткой. Несмотря на решительное истребление Остинами всевозможных бумаг, Джейн оставила нам сотни тысяч слов, адресованных в первую очередь сестре Кассандре.

Эти письма, изобилующие мелкими подробностями быта, часто разочаровывали читателей. В них, видите ли, нет отзывов о Французской революции или оценок великих государственных дел. Одна вздорная родственница Джейн утверждала, что по ним якобы «невозможно судить о ее характере» и что «их прочтение никого с ней ближе не познакомит». Чушь, чушь, чушь! О государственных делах из них узнаешь очень даже много, умей только толковать крошечные штрихи меняющейся социальной жизни эпохи Джейн. И личность ее там тоже присутствует — твердая как сталь, энергичная, жизнерадостная и непокорная, смотря по обстоятельствам. Эти письма — драгоценный клад, спрятанный у всех на виду.

Рассматривая его под разными углами, вполне можно нарисовать портрет Джейн, способный удовлетворить интерес читателя. Мне очень любопытны упоминания о том, как она позволяла себе уклониться от исполнения женских обязанностей, чтобы урвать часок-другой для творчества. «Я часто задаюсь вопросом, — писала Джейн сестре, — как тебе удается выкраивать время для всех твоих занятий при том, что ты ведешь дом». Я тоже им задаюсь. Вынужденная «выкраивать время», Джейн старалась отбиваться от хозяйственных дел, не оскорбляя при этом родных с их представлениями о том, какой груз должна тащить на себе незамужняя тетка. Это была ее битва — тягостная, унылая, ежедневная домашняя битва из-за того, кто что обязан делать. Это битва, до сих пор изматывающая женщин. Это битва, продолжающаяся по сей день.

«Простой биограф легко и быстро справится со своей задачей, — писал брат Джейн Генри после ее смерти. — Наполненная насущными заботами, литературой и религией, ее жизнь отнюдь не была обильна событиями». Большая ошибка! В жизни Джейн были горечь и разочарования, денежные лишения и тревоги. Но и она, и ее семья большую их часть от нас утаили. Ни один из авторов так не завлекает и не интригует читателя, как Джейн: она манит, подмигивает, ускользает. «Редко, очень редко, — предупреждает нас она, — перед людьми открывается полная правда — что-нибудь да останется несказанным или неверно истолкованным».