Эдгар По - Андрей Танасейчук Страница 10

«Пролетела молодость, как миг единый, увяла красота…». А с ними и сама жизнь…

Скорее всего, она осознавала, что умирает.

В течение осени 1811 года несколько раз в местных газетах доброхоты публиковали объявления, взывающие к согражданам о помощи больной актрисе и сострадании к ее детям. Последнее такое объявление было опубликовано 29 ноября в ричмондской «Инквайрер»:

«К сострадательным сердцам.

В этот вечерний час миссис По, прикованная к постели болезнью и окруженная детьми, взывает к вашей помощи — и, может быть, делает это в последний раз. Сострадание жителей Ричмонда не нуждается в дополнительных призывах. Подробности в разделе объявлений».

Знали те, кто давал это объявление, что оно действительно окажется последним? Возможно, предчувствовали. Извещение о смерти актрисы последовало вскоре — в номере той же газеты от 10 декабря. Оно было коротким:

«Миссис По, актриса труппы ричмондского театра, скончалась в минувшее воскресенье утром 8 декабря. С уходом этой леди наша сцена лишилась одного из главных своих украшений. И, вспоминая о ней, мы говорим, что она была талантливой актрисой, ее игра неизменно была отмечена овациями и восхищением аудитории».

Элизабет Арнольд По, матери будущего поэта, было двадцать четыре года от роду. Из них почти пятнадцать она провела на сцене. Сыграла более двухсот ролей; по свидетельствам современников, особенно удавались ей трагические шекспировские героини: Офелия, Джульетта, Корделия, Дездемона, Валерия… Но самой трагичной оказалась ее главная роль — женщины: матери, жены и актрисы. И оказалась такой пронзительно печальной и короткой…

После кончины Элизабет По ее детей — видимо, в тот же день — разлучили: Эдгара забрала к себе миссис Джон Аллан, а Розали отправилась в семью Маккензи. И та и другая принадлежали к имущему классу, их семьи были весьма состоятельны, но решение взять к себе детей, скорее всего, на тот момент было спонтанным. Упоминавшаяся выше С. Вайс утверждала: «После консультаций было решено, что дети будут находиться у господ Аллана и Маккензи до тех пор, пока не будут истребованы родственниками из Балтимора». Что же, это вполне возможно. Если у женщин и существовали какие-то далеко идущие планы относительно судьбы детей, то публично озвучены они не были. Благотворители взяли на себя и заботу о похоронах актрисы.

В такой религиозной стране, как Америка, тем более в тот век, когда земная жизнь рассматривалась в качестве пролога к жизни вечной, мероприятие это было чрезвычайно значимо. Похороны должны быть достойными. Но комедианта («сосуд греха»!) после смерти ожидал скорбный удел, и по обычаям того времени его хоронили за оградой кладбища, на неосвященной земле. Так должно было произойти и с Элизабет По. Но Алланам и Маккензи, очевидно, не без помощи внеочередных пожертвований (в конце концов, за разумное вознаграждение нетрудно найти компромисс, устраивающий обе стороны), удалось решить проблему: актрису похоронили пусть и в дальнем углу кладбища, но внутри ограды, о чем и была сделана соответствующая запись в приходской книге местной англиканской церкви Святого Иоанна. Правда (возможно, этот пункт был одним из условий договора), могила актрисы осталась безымянной. Надгробный камень установили только более века спустя, когда нравы несколько изменились да и мировая слава поэта заставила потомков разыскивать и сохранять даже малейшие следы его земной жизни.

Нет сомнения в том, что маленький Эдгар и его годовалая сестра присутствовали на скорбной церемонии. Впрочем, они были так малы, что едва ли могли удержать в памяти какие-либо ее подробности.

После похорон Эдгар водворился в доме ричмондского торговца Джона Аллана и его жены Фрэнсис. Дом располагался в центральной части совсем невеликого тогда Ричмонда (его население составляло около шести тысяч жителей), на углу Главной и Тринадцатой улиц [17]. Здание было двухэтажным. На первом этаже располагались магазин и контора фирмы «Эллис и Аллан», совладельцем которой был глава семейства, а на втором — жилые помещения. Пусть современного читателя не удивляет последнее обстоятельство: в эпоху первичного накопления капитала это было делом обычным. Хотя Джон Аллан был человеком небедным и позволить себе отдельный дом наверняка мог, но не считал это первоочередной задачей. Тем не менее он, безусловно, принадлежал к «городской верхушке» и был вхож в дома самых уважаемых и состоятельных горожан.

Кроме главы семейства в доме на Главной улице обитали его жена, миссис Фрэнсис Киллинг Аллан, ее незамужняя (старшая) сестра мисс Энн Валентайн и чернокожие слуги-рабы. Сколько их было, достоверно неизвестно, но, видимо, немного. Впрочем, для маленького мальчика они, скорее всего, сливались в единую массу, разве что кроме «мамушки», помогавшей хозяйке ухаживать за ним: купать, переодевать, кормить. Позднее, став постарше, среди челяди молодой человек выделял двух негров-рабов: пожилого, по имени Томас, и молодого, которого звали Сципион. Видимо, они были «домашними рабами», и мальчик с ними общался.

Как было принято на Юге, Алланы вели довольно активную светскую жизнь: посещали балы, приемы, ходили в театр, откликаясь на приглашения знакомых плантаторов, ездили в гости. Одна из таких поездок состоялась вскоре после появления мальчика в семье. К себе в имение отметить Рождество семейство Аллан пригласил местный богатей, плантатор Боулер Кок. Фирма «Эллис и Аллан» имела с ним дела, так что приглашение было вполне естественным. Усадьба располагалась в десятке миль от Ричмонда, на реке Джеймс, на острове Тарки-Айленд, которым владел плантатор. Вполне заурядное, казалось бы, событие приобрело символический смысл, совпав по времени с трагедией, случившейся в городе: 26 декабря ричмондский театр, в котором совсем недавно играла мать поэта, сгорел. Несчастье произошло во время представления, в огне погибли больше семидесяти человек (в том числе не только многие актеры и зрители, но даже губернатор штата Виргиния с семьей). Семейство Аллан, обычно не пропускавшее премьер, наверняка оказалось бы в театре, и, кто знает, каким мог быть итог этого посещения, находись они там. Но Провидение уберегло их и, таким образом, подвело своеобразную черту под «театральным прошлым» нашего героя.

В биографиях поэта, по сути, «общим местом» давно стали рассуждения о пагубной роли приемного родителя в судьбе пасынка. О том, что он был-де человеком очень черствым и даже жестоким, чуть ли не с самого начала третировал и унижал приемыша. Факты говорят об ином. И по крайней мере в первые четырнадцать-пятнадцать лет жизни будущего поэта ни о каких «репрессиях» со стороны Джона Аллана или о конфликтах между ними говорить не приходится. Напротив, появление мальчика в семье произошло при самой деятельной его поддержке.