Жизнь Джейн Остин - Клэр Томалин Страница 10

Величайшим днем всякой недели было воскресенье, когда мистер Остин, преображенный черным облачением, вел службу в церкви. Ну а его жена безраздельно властвовала в столовой, на кухне, в птичнике, саду и огороде… Там трудились не покладая рук. Выпекался хлеб, варилось и хранилось в подвалах пиво, в приходском хозяйстве были свои коровы, которые давали молоко, и девушка-молочница сбивала масло из сливок. Раз в месяц приходила прачка, принималась за горы грязного белья и распространяла вокруг себя пар и мыльную пену. В июне начинался сенокос, и детей снабжали маленькими граблями; в июле варили джемы и варенье; в августе собирали урожай; в сентябре слышались выстрелы — начиналась охота. Свобода, которую давали летом хорошая погода и длинные дни, была бесценной; чем дальше двигался год и короче делался день, чем раньше зажигали свечи и разводили огонь в гостиной и столовой, тем сильнее дети начинали ждать погожих морозных дней, чтобы можно было вновь убегать из дому на волю. Джеймс Остин писал о «женских ножках», которым не пристало пробираться через грязь, снег и слякоть, а вот мужчины и мальчишки почти всегда могли преодолеть неприятную дорогу верхом. Это была одно из различий между полами, с которым все считались и которое превращало плохую погоду в род тюремного заключения для женщин и девочек. Тем не менее простуды бывали у всех, и миссис Остин простужалась серьезнее, чем остальные. Даже такой энергичной особе, как она, иногда приходилось из-за болезни оставаться в постели. Но эпидемий не было, и трагедия, случившаяся с маленьким Джорджем Гастингсом, больше ни с кем не повторилась.

Проведя детские годы среди мальчишек, Джейн точно знала, чего от них можно ждать. Ей всегда было с ними легко, их шутки и интересы были первым, что она узнала. Это очевидно из ее самых ранних сохранившихся произведений — сохранились лишь те, что она написала после двенадцати лет. Они полны мальчишеского юмора и таких тем, как поездки и происшествия, лошади и разные «экипажи», — короче говоря, всего того, что так же страстно волновало тогдашних молодых людей, как нынешних — машины и мотоциклы. В них много и о состоянии подпития — это тоже тема, которая всегда развлекает мальчишек, — и пьяные ссоры, и персонажи, найденные «мертвецки пьяными», а то и вовсе умершие от пьянства.

Еще один источник шуток — это еда. В ранних произведениях Джейн мы находим «зловонную» рыбу, недожаренное мясо и другие блюда, которые, по-видимому, не пользовались популярностью у школяров, — говяжий студень с луком, рубец, селедку и гусиные потроха. Господин в гостинице заказывает к ужину «целое яйцо» для себя и своего слуги. Еда смешна и сама по себе, и по ассоциациям, которые вызывает. Лицо девушки становится «белым, как молочный пудинг», при получении ужасного известия. Другая девушка — по имени Кассандра — жадно поглощает шесть порций мороженого в кондитерской, отказывается заплатить за него и дерется с кондитером. Третья, несмотря на провокации, остается «холодной, как творожный крем». Из двух сестер одна любит собирать картины, а другая яйца из-под кур [19]: типично школярская игра слов. А есть еще и такой эпизод, тоже из мальчишеского юмора, — герой бросает невесту, поскольку день свадьбы совпадает с началом охотничьего сезона.

Некрасивые, нескладные девушки — вот еще один предмет для шуток. Одна «толстая, уродливая коротышка», у другой «страшное косоглазие» и «сальные волосы». Попытки улучшить внешность с помощью красной и белой краски тоже дают хороший повод посмеяться.

А еще в этих ранних произведениях бодро и весело творится всевозможное насилие, некоторые происшествия можно назвать «убийствами ради смеха». Есть тут и повешение, и стальной капкан, который ловит девушку за ногу, и персонажи, которые, изголодавшись, откусывают собственные пальцы.

Джейн была несентиментальным ребенком, она выросла на грубоватых бесшабашных выдумках и черном юморе мальчишек, которые жили в доме ее родителей и постепенно превращались из детей в юнцов, на их разговорах, в которых иногда принимала участие. То, что она слышала, иногда шокировало ее, и она училась шокировать сама — с помощью пера и чернил.

На Рождество 1782 года, когда Джейн исполнилось семь, ей довелось услышать кое-что новое: ее братья поставили пьесу. Это была трагедия под названием «Матильда», и, вероятно, именно она виной тому, что через несколько лет Джейн заметила по поводу другой пьесы: «Это трагедия, и потому читать ее не стоит». Братья Остин выбрали «Матильду» по нескольким причинам: ее написал уважаемый священник из Суррея Томас Франклин, всего за семь лет до них эту пьесу выбрал для постановки Гаррик [20], да к тому же в ней было всего пять основных действующих лиц. Надо сказать, Джейн судила о пьесе разумнее Гаррика. Действие разворачивается во времена Вильгельма Завоевателя, два брата — Моркар, граф Мерсии [21], и Эдвин влюблены в Матильду, дочь норманнского лорда. Когда выясняется, что она любит Эдвина, Моркар заключает их обоих в темницу и решает убить своего брата. Хитрая интрига предотвращает этот грязный поступок, Моркар раскаивается, и любовники сочетаются браком. Все произведение невыносимо подражательно и явно рядится под Шекспира.

Сомненье! Ужас! Горе мне, о Небо! Видало ль ты такую глубину Бесчестия, столь мерзостный пример Притворства? О коварная Матильда! Жестокое и лживое созданье…

В этой «братоубийственной» постановке принимали участие братья Остины и братья Фаулы. Джеймс даже написал к пьесе эпилог, который произносил Том Фаул. Что касается ролей Матильды и ее служанки, Кассандра и Джейн в свои десять и семь лет, наверное, были еще маловаты для них, и остается только гадать, не одиннадцатилетний ли Генри надел ради такого случая одно из платьев матери? А может быть, их кузине Джейн Купер дозволили приехать из Бата, чтобы принять участие в спектакле?

Джеймс отнесся к драматургии очень серьезно. Он написал не только эпилог, но и пролог, в котором сравнивал античную сцену с современной и демонстрировал завидное знание всех тех спецэффектов, связанных с изображением погоды, что были необходимы в «Матильде».

Театр первый ты вообрази: Телега служит сценой, вся в грязи, Актеры грубы, декораций нет, Не льется фонарей сребристый свет, Изображая переливы волн… Дворец огромный, чудесами полн, Не поразит, возникнув на холсте. Шумы за сценой тоже все не те: Никто не бьет по бочке жестяной, Чтоб зритель слышал грохот грома злой, Никто горохом в банке не гремит, Как будто сильный ветер зашумит…

И все в таком духе еще во множестве строф: свои знания он изложил, а вот достичь в стихосложении той легкости, что была у их матери, не сумел.