Жизнь Джейн Остин - Клэр Томалин Страница 9

Тем летом Эдвард также был в отъезде. В мае 1779 года Остинов навестил их дальний родственник Томас Найт, стивентонский помещик, в своем имении не проживавший. Он только что женился и совершал свадебное путешествие со своей молодой женой Кэтрин. Найтам так понравился Эдвард, что они пригласили его с собой. Вероятно, они подумали, что у миссис Остин и без того хлопот хватает, и оказались правы. Конечно, брать с собой в свадебное путешествие двенадцатилетнего мальчика довольно необычно, но Эдвард отличался таким открытым солнечным нравом, что Найты за время поездки по-настоящему к нему привязались. Эта привязанность сохранилась и после, Томас и Кэтрин пригласили мальчика навещать их в Кенте, а затем, поскольку своих детей у них так и не появилось, стали воспринимать Эдварда почти как родного сына.

Приблизительно в это же время была устроена и дальнейшая судьба бедняги Джорджа. Родители, надо думать, обсудили все с братом и сестрой миссис Остин Джейн (как и Кассандра, вышедшей замуж за священника Эдварда Купера из Бата) — необходимо было еще обеспечить заботу и об их слабоумном брате Томасе. В тихой деревушке Монк-Шерборн, недалеко от Бейзингстока, была найдена семья Калхем, которая взялась присматривать и за Томасом Ли, и за Джорджем Остином. В стихах Крабба [16] упоминаются бедные идиоты, подвергающие себя разнообразным опасностям: то попадут под колеса быстрого экипажа, то свалятся в колодец… Было важно найти людей, на которых можно положиться; совершенно очевидно, что Ли и Остины их отыскали. Нет ни одной записи о визите к брату и сыну, но разумно предположить, что такие визиты имели место — уже хотя бы потому, что необходимо было расплачиваться с Калхемами.

О раннем детстве самой Джейн сохранилось мало свидетельств. Прямо о своих детских годах она вспомнила лишь однажды (кроме упоминаний о том, что была стеснительной), но это очень живое воспоминание — оно словно бы переносит тебя в одну комнату с Джейн и ее братом Фрэнсисом и заставляет услышать хэмпширский диалект, на котором дети говорили со своими нянями. Воспоминание это содержится в стихотворении, написанном для Фрэнсиса спустя тридцать лет, в 1809 году, когда родился его старший сын. Джейн выражала надежду, что малыш будет походить на отца, а затем обращалась к прошлому, когда Фрэнк, маленький ростом, но подвижный и сообразительный, возглавлял их детскую «банду». Она вспоминала, как брат непокорно выглядывал из двери, когда их всех уже уложили спать, и спорил с няней, подражая ее мягкому простонародному выговору: «Бет, я не ляжу на кровать».

Прими, мой Фрэнк, сей дар благой, Тебе ниспосланный судьбой… Пусть будет сын точь-в-точь как ты И воплотит твои мечты, Пусть радость наших детских дней Наследует в душе своей. Он станет в спальне ввечеру Твою устраивать игру, Чуть няня выйдет, он — кричать: «Бет, я не ляжу на кровать».

Так и видишь за спиной Фрэнка младшую сестру, перепуганную, но и восхищенную смелостью пятилетнего героя. Фрэнк был известен в семье своей бесшабашностью, и через много лет Джейн писала: «Он страха не знает и боль презирает, и часто за это ему попадает».

Девочка, выросшая в школе для мальчиков, неизбежно станет играть в мальчишеские игры. Поэтому нетрудно поверить, что Джейн писала героиню «Нортенгерского аббатства» Кэтрин Морланд во многом с самой себя — «мальчишеские игры в крикет и бейсбол [17] она предпочитала не только куклам, но даже таким возвышенным развлечениям поры детства, как воспитание морской свинки, кормление канарейки или поливка цветочной клумбы». Позади дома Остинов наверняка был такой же зеленый склон, как и позади дома Морландов, и Джейн любила по нему скатываться. А описание героини как «шумной и озорной девочки», которая терпеть не может «чистоту и порядок», бегает по полям и даже ездит верхом, вполне соотносится с одним известным нам фактом: Фрэнк, будучи всего семи лет от роду, ухитрился купить себе пони, которого назвал Белкой и на котором, как только смог, отправился на охоту; миссис Остин сшила ему красную охотничью курточку из своего подвенечного наряда, он сам готовил себе спозаранку завтрак на кухне… Уж наверное, когда брат ей позволял, шестилетняя Джейн тоже садилась на Белку.

Бегая по окрестностям с братьями, Джейн порой отправлялась с ними в деревню, где каждый дом и каждое лицо были хорошо знакомы. Появление незнакомца — захожего разносчика или направлявшегося домой моряка — производило настоящий переполох. Если дети выбирали другое направление для своих прогулок — вверх по тропинке, то могли дойти до отцовской церкви. Или до дома семьи Дигуид, скрытого среди деревьев. Он был гораздо больше пасторского жилища, очень ветхий, с высоким старинным портиком. И здесь тоже жили мальчишки, ровесники братьев Остин, их было четверо, все страстные наездники и охотники.

В дождливую погоду они играли в большом амбаре, который был для детей просто незаменим. В хорошую — могли подняться по холму к Чиздаунской ферме, расположенной за деревней, — там все работали на их отца. А еще дальше проходила главная дорога, по которой кареты путешествовали на невообразимые расстояния, в места, названия которых постепенно становились знакомыми: Уинчестер, Саутгемптон, Портсмут, Андовер, Рединг, Ньюбери, Бат и Лондон. Кареты везли не только людей, но еще и письма, которые оставляли на постоялом дворе «Дин Гейт». Дети должны были забирать их оттуда и приносить домой. Их родители всегда ждали этих писем, читали, перечитывали, потом обсуждали в гостиной новости от тетушек, дядюшек, кузенов и кузин: от тети Хэнкок и кузины Элизы («из города»), от тети и дяди Купер и их детей, Джейн и Эдварда, из Бата, от тети и дяди Ли-Перро из Скарлетса, что в Беркшире, от старого дяди Фрэнсиса Остина из Танбриджа и от многих других.

В кабинете отца бесконечными рядами стояли книги: один из его шкафов занимал шестьдесят четыре квадратных фута стены. А мистер Остин все продолжал увлеченно собирать книги, и не только классику, но и новинки, которые он читал семейству вслух. К тому же был достаточно учен, чтобы показывать детям целые миры в миниатюре — под микроскопом: «анимолекулы» в капле воды, изысканную сложность язычка бабочки, личинку насекомого или рыбью чешуйку. Это захватывало воображение и доказывало, как премудро все во вселенной устроено Создателем. Но мир мистера Остина простирался и за пределы кабинета — на ферму. Дети часто видели, как он разъезжает верхом и совещается с управляющим Джоном Бондом. Их отцу приходилось быть в курсе цен на пшеницу и ячмень, на овец и поросят, нанимать и увольнять рабочих, решать, какие сорта зерновых сеять и когда начинать сбор урожая. А ведь были еще и пасторские обязанности, и воскресные службы. Он писал свои проповеди сам, но был достаточно бережлив в отношении своих мыслей: один из сохранившихся черновиков показывает, что он прочел одну и ту же проповедь семь раз в Дине и восемь — в Стивентоне. Джордж Остин был человеком занятым, но жизнерадостным, и, несомненно, домашний уют он ценил еще больше оттого, что сам вырос сиротой. Он не предавался ни пьянству, ни чревоугодию — традиционным слабостям деревенских священников. Будучи учителем и наставником своих сыновей, он умудрился не потерять их дружбы. Он спокойно принимал тот факт, что его дети не похожи друг на друга и пойдут они разными дорогами: Джеймс и Генри склонны к умственным занятиям, Эдвард не слишком преуспевает в учебе, но более практичен, а Фрэнсис — настоящий человек действия. Все они в равной степени получали от отца доброту и внимание. Вместе с тем мистер Остин не забывал и о житейском. Напутствуя Фрэнсиса перед отправлением в его первое морское путешествие, он советовал не только прилежно молиться, но и чистить зубы, да и вообще не забывать регулярно мыться [18].