Плач к Небесам - Энн Райс Страница 100

И хотя гнев чуть ли не ослеплял его, Тонио знал, разумеется,ответ на этот вопрос. Она поверила Карло потому, что должна была поверить,поверила для того, чтобы продолжать жить, чтобы сбежать из своей пустой комнатыи пустой постели. Что оставалось ей в этом доме, если не Карло?

Временами, когда эти мысли почти не переставая крутились унего в голове, он не мог не вспоминать ее страдания, ее одиночество и тевспышки жестокости, которые даже теперь, по прошествии многих лет, напоминали осебе мурашками по коже.

Запертая в женском монастыре, она бы умерла, в этом он былуверен, а его брат, его могущественный и хитрый брат, его оклеветанный,добродетельный и своенравный брат женился бы на другой.

Нет, она стояла перед немыслимым выбором, а жить с мужчинойбез его любви было для нее так же невыносимо, как в монастырской келье. Ейобязательно нужна была любовь мужчины, а также его защита и имя. Но что дачи ейимя и зашита в ее прошлом?

— А я опять обреку ее на одиночество, —пробормотал Тонио. — Сошлю ее назад в ее монастырь...

И он снова вспомнил ее под черной вдовьей вуалью.

Эта картина была для него реальной — более реальной, чемсцены крещения этих детей или неведомой ему жизни того дома, которые рождали вего воображении эти письма.

Обернувшись к нему, мать бранила его. Сжав кулаки, осыпалаего проклятиями. Он слышал, как за много лет и миль отсюда, за смутным видениемвоображаемого будущего, она кричит: «Я бессильна!», и его гнев неумолимо уходилкуда-то в сторону, не затрагивая ее, так что она превращалась в тень, способнуюповлиять на ожидающее его не больше, чем влияла на его прошлое. Она былапотеряна для него, вправду потеряна. И все же глаза его снова и сноватуманились, когда он думал о ней, и он резко отворачивался, с бьющимся сердцем,каждый день встречая в церкви одетых в черное женщин, пожилых вдов и вдовмолодых, которые зажигали свечи, стояли на коленях перед алтарем, шли чернымитенями по улицам в сопровождении старых служанок.

* * *

На него посыпалось теперь множество приглашений спеть начастных ужинах или концертах. Однажды он даже посетил дом той пожилой маркизы,которую встретил в свой первый визит в дом графини Ламберти.

Но со временем он стал отказываться от любых приглашений.

Гвидо, конечно же, был в ярости.

— Нужно, чтобы тебя слышали! — убеждал он. —Нужно, чтобы тебя видели и слышали в самых значительных домах. Тонио, о тебедолжны узнать иностранцы, как ты не понимаешь!

— Но они могут прослышать обо мне и прийти послушатьменя сюда, — пожал плечами Тонио. — Ты слишком много требуешь отменя! — убежденно воскликнул он. — А потом, маэстро вечно жалуется нато, что студенты слишком много времени проводят в городе, много пьют...

— Ох, прекрати! — сердито оборвал его Гвидо.

Так или иначе, но консерватория стала единственным местом,где теперь выступал Тонио.

Он все больше времени проводил в классах — за исключениемтех часов, что занимался фехтованием, — и никогда не принимал предложениядругих молодых людей присоединиться к их компании в кабачке или на охоте.

* * *

И снова и снова он встречал повсюду светловолосую художницу.Так, она оказалась в францисканской церкви, куда он пришел с другими студентамина обычное выступление. В другой раз он увидел ее в театре Сан-Карло: роскошноодетая, она сидела в ложе графини, не отвлекаясь смотрела на сцену и все времяказалась погруженной в музыку.

И она приходила в консерваторию на каждое его выступление.

Время от времени он возвращался в дом графини содной-единственной целью, хотя никогда не признавался себе в этом. Он ходил вчасовню и смотрел на изысканные, темные по колориту фрески, на удлиненное лицоДевы Марии, на ангелов с мощными крыльями и мускулистых святых. Делал он этовсегда в поздний час и всегда выпив чуть больше вина, чем следовало. А встречаяхудожницу в бальном зале, смотрел на нее так открыто и долго, что ее семья,конечно же, должна была бы воспринять такую дерзость как оскорбление.

Но этого никогда не происходило.

* * *

Однако больше всего его поглощала консерваторская жизнь, иничто не могло по-настоящему нарушить ее распорядок и его каждодневное счастье,не считая писем Катрины, которые, несмотря на то что он редко ей отвечал,становились все более и более откровенными.

Эти письма, которые всегда доставлял из посольства один итот же молодой венецианец, были явно предназначены для чтения наедине.

Она тоже сообщила ему о рождении у Марианны второго ребенкаи просто добавила, что этот ребенок так же здоров, как первый.

"Но незаконнорожденных отпрысков у твоего брата гораздобольше, чем законнорожденных, во всяком случае так мне рассказывают, и, похоже,даже его блестящие успехи в Сенате и советах не в состоянии удержать его отбесконечного наслаждения прекрасным полом.

Матушку твою, однако, он боготворит, и ты можешь нискольконе беспокоиться на ее счет.

Всех приводят в восхищение его энергия, сила и способностьтрудиться от зари до полуночи. А тем, кто выражает свое восхищение вслух, онтут же отвечает, что это пережитые им ссылка и несчастья научили его ценитьжизнь.

Конечно, при малейшем упоминании имени его брата Тонио уКарло тут же на глазах выступают слезы. О, как счастлив он услышать, что тывполне благополучен там, на юге, и тем не менее он очень озабочен известиями отвоем пении и твоих успехах в фехтовании.

«Сцена? — спрашивает он меня. — Ты считаешь, он ив самом деле мог бы пойти на сцену?» Он признавался мне, что представлял себетебя таким, как твой старый учитель, Алессандро.

На что я заметила, что ты скорее намерен стать новымКаффарелли. Видел бы ты выражение его лица!

«В таком случае все будут его жалеть! Ты только вообрази!Представляешь, — говорит он, — что значит для него, если ему будутвсе время напоминать об этом бесчестье!»

"А эти дуэли! — говорит он мне. — Что тыскажешь обо всех этих дуэлях? Я ведь хочу лишь того, чтобы он был в покое ибезопасности ".

"Так-то оно так, — замечаю на это я. — Инигде нет большего покоя и безопасности, чем в могиле ". На это онреагирует еще более эмоционально и покидает мой дом, обливаясь слезами.