Василий Темный - Борис Тумасов Страница 11

Фотий принимал боярина, стоя у столика-налоя. Маленький, седенький, в домашней шелковой рясе с нагрудным крестом, непокрытой седой головой, он благословил вошедшего:

– С чем вернулся ты, боярин? Когда ждать князя Юрия?

– Владыка, нерадостным было мое посольство. Князь Юрий Дмитриевич не принял твоего доброго знака. Во гневе был, сказывал, почто малолетку на московское великое княжение венчаешь. Трон, де, великокняжий ему, Юрию, наследовать, как старшему в роду Рюриковичей. Грозил в Галич отъехать.

Митрополит нахмурился. Под седыми бровями Стрига уловил недобрый взгляд.

– Гордыней обуян князь Юрий. Не по чести возымел о себе. Ужли в сознание не войдет? Коли так, видно митрополиту в Звенигород ехать надобно, урядиться по добру. Не ко времени взалкал князь власти. Гордыня не к добру одолевает Рюриковичей. Господи, избави нас от лукавого, не вводи во искушение…

* * *

Гаврю боярин Семен определил при князе быть, а Нюшку приставили приглядывать за княжичем Михайлом, который еще в зыбке качался.

Утомительно Нюшке, старая боярыня все дни на лавке зад отсиживает, в дреме нежится, а Нюшка зыбку качает без передыха. Стоит руки опустить, как боярыня в голос:

– Забыла, к чему приставлена?

У боярыни, оказывается, один глаз в дреме, а другой за Нюшкой следит. А голос у старой ворчливый, на все палаты разносится.

Нюшка при встрече с Гаврей жаловалась на усталь, но тот ей ответно:

– Чуток погоди, подрастет княжич, враз полегчает.

Жил Гавря в малой каморе, что через стены от княжеской опочивальни, и по первому зову помогал князю облачиться в рубаху кольчатую и остальные доспехи, подавал саблю и пристегивал к сиденью коня колчан с луком.

Гавря повсюду сопровождал князя. Особенно, когда Борис уезжал к какому-нибудь удельному князю. С высоты седла Гавря разглядывал новые места и задумывался, как же велика Русь.

А возвратившись в Тверь, непременно разыскивал Нюшку, рассказывал, что повидать довелось.

Нюшка только ахала, приговаривала:

– Ужли, Гавря, там не конец света?

– Сказываешь такое, кто доедет до края света? Я ведь те сказывал, там край земли. Ну может, где степь ордынская, но я там, Нюшка, еще не побывал.

– И не езди, Гавря, там, в Орде, тя замучают.

– Коли князь отправится в татары, то и я поеду. А ты за меня молиться будешь.

– Наговорил ты, Гавря, спать не буду. Ты мне ноне как брат мой старшой, какого ордыны в набег зарубили.

– Ладно, Нюшка, послушаю тебя. Но коли князь повелит, как быть? То-то!

На третий день поста митрополичий возок на санном полозе подъезжал к Звенигороду. Звенигородский махальщик, взобравшийся на вершину дерева, знак подал, и тотчас же скорый отрок оповестил князя Юрия.

Не успел возок подкатить к княжескому крыльцу, как Юрий Дмитриевич уже дожидался в просторных сенях митрополита. Чернец распахнул дверцу крытого возка, помог Фотию выбраться и, поддерживая старого митрополита, помог дойти до сеней.

Князь принял благословение владыки, промолвив:

– Приезду твоему рад, владыка. Почто обременил себя столь долгой дорогой?

Они прошли в трапезную, но прежде чем сесть за стол, Фотий скинул шубу на руки отроку, помолился. Помолился и князь.

Уже за столом Юрий Дмитриевич вопрос повторил:

– Почто тревожил себя, владыка?

Стряпуха внесла поднос с хлебом, чаши, блюдо с рыбой вареной, миски с капустой квашеной и грибами солеными, да жбан с квасом хлебным.

Митрополит пожевал ломтик хлеба с капустой и грибочком, запил квасом и только после того вступил в разговор.

– В тревогах и заботах живу, князь Юрий. Отчего ты не приехал в Москву, когда бояре государю молодому присягали?

– Ты, владыка, сам и ответил на вопрос свой. Молод племянник мой летами, чтоб я присягал ему. Разве ты, владыка, не помнишь, какую ряду держали князья испокон веков? Старший в роду наследует великокняжеский стол. Так почто ты, владыка, меня к унижению клонишь?

– Сын мой, ты забыл слова Господа, кесарево кесарю, а Божье Богу. Волей покойного князя юный Василий на великое княжение посажен.

– Нет, владыка, я в истину верую. Не поеду в Москву племяннику кланяться. Я старший в роду, и те, митрополит, паству наставлять мне в службу.

– Ох, князь Юрий Дмитриевич, упрям ты и своеволен. Ужли, сын мой, не в понятии ты, до чего довели Русь княжьи распри? То вы с Тверью грызлись за великое княжение, кому удельную Русь собирать, теперь вот друг другу горло норовите перегрызть. А того не видите, что Литва нас под себя подминает.

– Ты, владыка, меня не совести. В прежних злобствованиях московских и тверских князей вини, в сегодняшних зри в корень, в устав наш княжеский, родовой.

Фотий поднялся, встал грозно:

– Бог те судья, князь Юрий, но не я.

Надев поверх рясы шубу, вышел из дворца, с помощью чернеца влез в возок, кинул коротко:

– Домой!

* * *

В полночь с полдороги ездовые остановили коней. Завыл ветер, неожиданно налетел ураган. Он поднял с поля последние снега, выл и ломал в лесу деревья.

Чернец, сопровождающий Фотия, заглянул в возок, прокричал:

– Перестоим, переждем, ино с пути собьемся!

Фотий слушал, как порывы ветра били в стены возка. Казалось, вот-вот опрокинут. Митрополит молился, а мысли уносили его туда, в далекую юность, когда вот такая буря поднимала пески, засыпая монастырь.

Ветер унялся, защелкали бичи ездовых, и возок тронулся. Митрополит задремал, и снилось ему, будто он там, в монастыре, слушает службу на родном греческом языке. Пахнет ладаном и горят свечи, освещая лики святых.

Сон прервали крики, громкие разговоры. Возок остановился, и чернец, открыв дверцу, сказал:

– Владыка, князь Юрий гонца шлет, просит воротиться.

Всю дорогу в Звенигород, пока усталые кони тащили возок, митрополит думал, что заставило князя Юрия изменить свое решение. И только въехав в город, понял. Ветер согнул крест на колокольне. Верно, князь посчитал это дурным предзнаменованием.

В тот же день Юрий Дмитриевич и митрополит урядились, что через год спор о великом княжении они перенесут на усмотрение ордынского хана.

Филин гикал, плакал малым дитятей, не давал Гавре покоя. Не спал и великий князь Борис. Отроки из молодшей дружины уже и криком и стуком пытались спугнуть филина, но он на минуту умолкал и снова гикал.

Вот так же плакал филин над крышей Вильненского замка, когда в нем жил Борис. Тогда он накликал тверскому князю кабальные условия договора, ну а что означает этот плач филина?