СССР. Зловещие тайны великой эпохи - Николай Непомнящий Страница 11

Николаев не мог не знать об этой связи. В печати фигурировали даже «подметные письма», якобы посланные Николаеву, где рассказывалось об этой любви Кирова и Мильды. Но пока у обманутого мужа была работа, этот вопрос его не очень волновал, да и встречи ленинградского вождя и бывшей секретарши были редки и случайны, а Николаев слишком любил Мильду, и она, вероятнее всего, умела быстро гасить ревность увечного супруга.

Но 3 апреля 1934 года появился приказ директора Института истории партии Отто Лидака: «Николаева Леонида Васильевича в связи с исключением из партии за отказ от парткоманди-ровки освободить от работы инструктора сектора истпарткомиссии с исключением из штата института, компенсировав его 2-недельным выходным пособием».

Надо сказать, что Николаев случайно попал в институт. Учитывая его низшее образование — он учился всего четыре года, а потом пошел подмастерьем в часовую мастерскую, — сегодня можно только гадать, как он вообще попал на должность инструктора в научно-исследовательский институт. И скорее всего, тут роковую роль сыграл сам Киров, который по просьбе Мильды пристроил Николаева на теплое местечко. Существует записка куль-тир о потд ела Ленинградского обкома партии директору института Лидаку: «Тов. Лидак! Сектор кадров направляет Николаева по договоренности для использования по должности. Зав. сектором культкадров».

Значит, была договоренность, и кто-то подсказал заведующему сектором кадров порекомендовать Николаева на работу в институт. Но кто это влиятельное лицо? Ведь при беглом же знакомстве с учетным листком Николаева становится ясно, что на подобную должность он при своем образовании рассчитывать не может. Но Николаев становится инструктором в солидном институте. И здесь снова проявляется его склочный характер: он спорит с начальством, ведет себя излишне самоуверенно, хотя всем видны его неграмотность и некомпетентность. Он пишет с грубыми орфографическими ошибками. Пишет, к примеру, «кравать», а одно из заявлений начинает так: «Мне охота обратить Ваше внимание…»

И когда в институт приходит разнарядка: одного партийца мобилизовать на транспорт (для первых десятилетий советской власти очень характерны такие почины, партийцев мобилизовали в милицию, на транспорт, в авиацию), то у руководства института сомнений не возникает — мобилизовать Николаева. Это был удобный способ избавиться от склочного и малограмотного работника. Но Николаев воспротивился этому почину и по-своему был прав. Он имел белый билет, то есть был освобожден от службы в армии, и это была вполне резонная причина для пересмотра данной кандидатуры. Но партком института настолько хотел от него избавиться, что отказ Николаева сочли за грубейшее нарушение партийной дисциплины и исключили его из партии. И как следствие — увольнение из института. Обиженный инструктор пожаловался в райком, районная контрольная комиссия, разобравшись в сути конфликта, Николаева в партии восстановила, правда объявив строгий выговор — «за недисциплинированность и обывательское отношение, допущенное Николаевым к партмобилизации». Восстановившись в партии, Николаев, ободренный первым успехом, требовал своего восстановления и в должности инструктора. Но тут директор института встал на дыбы, категорически отказавшись принять его обратно.

Здесь стоит отметить, что постановлением Политбюро в начале 30-х была отменена власть «троек» на предприятиях, когда секретари парткома и профкома имели одинаковое право в решении важнейших производственных вопросов, в особенности кадровых, и почти монопольное право в подборе кадров было закреплено за директорами предприятий. Не могли уже и райкомы, обкомы партии бесконтрольно диктовать свою волю руководителям производств. Поэтому культпропотдел обкома ничем помочь Николаеву не мог.

Но обиженного инструктора захватила жажда справедливости. Он пишет жалобы во все инстанции, начиная от райкома и заканчивая самим Сталиным и ЦК ВКП(б). Он пишет обширные многостраничные послания, прося, умоляя, требуя восстановить его в должности инструктора, но ответа из партийных инстанций нет.

В райкоме ему предлагают пойти работать на завод, но Николаев уже не хочет на завод. Его уволили из института в связи с исключением из партии. Но в партии его восстановили. Значит, причины, по которой его уволили, больше нет, а вследствие этого его обязаны восстановить в прежней должности. Определенная логика в этом есть. Но директор Лидак восстановить Николаева отказывается, а партийные инстанции воздействовать на Лидака либо не могут, либо не хотят. Николаев считает, что не хотят. И пытается воздействовать на них всеми возможными способами.

Но сколько таких жалоб приходило в ЦК, Сталину по более серьезным поводам. Жалобы обычно пересыпались обратно в партийные органы по месту жительства партийца, а в Смольнинском райкоме ничего нового, кроме как путевку на завод, предложить не могли. Образовался замкнутый круг. Проходил месяц за месяцем, Николаев писал жалобы и сидел без работы. Сидел на шее жены Мильды, которая на свою зарплату содержала еще двоих детей и мать. Драматизм ситуации нарастал.

Стоит лишь представить себе положение этого болезненного, не в меру самоуверенного маленького человечка, посмотреть его дневниковые записи, как многое становится понятным. Загнанный в угол обстоятельствами, Николаев не нашел иного способа восстать против них, как совершить террористический акт против одного из советских вождей.

Как раз именно в это время Сталин и Киров вместе со Ждановым, еще одним секретарем ЦК ВКП(б), обсуждали на сочинской даче Сталина конспект будущего учебника по истории СССР, требуя от его авторов революционного переосмысления всего пути развития Русского государства, стараясь доказать, что Октябрьская революция 1917 года не была случайностью, а явилась как бы закономерным итогом долгой борьбы крестьянских бунтарей, декабристов, народников, террористов-романтиков против царского режима. Тем самым были возведены в ранг «великих революционеров» обыкновенные убийцы, метавшие бомбы в царя и его приближенных, опоэтизированы их роковые выстрелы, их насильственные замыслы и планы. Ни Киров, ни Сталин даже не подозревали, что своим уродливым извращением исторического пути России они готовят рождение нового террориста-романтика, револьвер которого уже будет направлен против них самих. «Я веду подготовление подобно А. Желябову», — запишет в дневнике Николаев, сравнивая себя с известным народовольцем, чья террористическая группа готовила убийство Александра II. Недаром Николаев столь подробно проштудировал сочинения Ленина, в которых нашел много подсказок для своего воспаленного ума. Стоит действительно почитать Ленина, чтобы понять, какие советы мог почерпнуть обыкновенный партиец у отца революции. «После захвата юнкерских школ, телеграфа, телефона и прочее нужно выдвинуть лозунг: «Погибнуть всем, но не пропустить неприятеля». Стратегические пункты должны быть заняты «ценой каких угодно потерь». Такие «советы» давал Ленин своим соратникам перед Октябрьской революцией. Стоит обратить внимание и на лексику ленинских советов: «Надо научить наших (они наивны, неопытны, не знают), как бороться с вонючками мартовыми»; «Мартов с КО продолжают вонять. Воняйте!! Пусть захлебываются в своей грязи, туда им и дорога». Нам думается, что «наивный и неопытный» Николаев с лихвой хватил ленинских советов, и учитель легко «проглядывает» в его дневниковых записях: «Весь накопленный опыт и знания перевариваются в самом себе, прямо перегорают», «Я хочу умереть с такой же радостью, как и родился», «В таких действиях важно одно — сила рвения на самопожертвование. Да еще потребуется немало смелых людей, готовых отдать себя во имя исторической миссии. И я готов был на это — ради человечества», «Я много опустил хороших моментов, но и теперь не буду стрелять из-за угла, пусть меня убьют, но пусть и знают, как терзают и бьют рабочий класс, его верных сыновей», «Мне нечего скрывать от партии, я предупреждал в своих письмах-заявлениях не один раз — но никто не хочет понять этого. Мне жизнь не надоела, я с малолетства боролся за жизнь, но сейчас я не только обессилен и беспомощен помочь людям, но у меня у самого завязалась борьба не на жизнь, а на смерть», «Я не один страдаю, я готов бороться до последнего издыхания, но у меня нет больше надежд на спасение». Не всегда понятен до конца смысл николаевских изречений, ему хочется писать ярко и афористично, как Ленин, но не хватает образования, мышления, кругозора. Зато понятно одно: умереть за идею, за рабочий класс, за человечество.