Возвращение из небытия (сборник) - Валерий Латынин Страница 12

Прилетев среди дня в Запорожье полупустым самолётом авиакомпании «Мотор Сич», сразу же позвонил своему приятелю:

– Гриша, щиро витаю! Я в Запорожье. Еду в гостиницу «Украина»! Привёз книжки с переводами твоих стихов. Мечтаю сегодня попасть в Гуляйполе. Походить стёжками батьки Махно. Сможем съездить?

Мой собрат после приветствия засомневался:

– Пока до готеля доеду, потом часа два добираться до Гуляйполя. Стемнеет уже. Ничего толком не увидишь. Может, в другой день?

А у меня все дни командировки, кроме этого, расписаны по часам. Понимаю здравый смысл в Гришиных размышлениях, но досадую:

– Другого дня не будет. Выступаю на пленарном заседании и в двух секциях. Сам понимаешь, программа жёстко регламентирована! А душа рвётся к батьке. Хоть на пару часов. Да и на такси, наверное, быстрее доберёмся, чем на автобусе? Тебе же не нужно рассказывать, как для поэта важно видеть исторические места своими глазами?

– Добре! – соглашается Лютый. – Чекай, через хвилин 30–40 прииду в готель.

В назначенное время Гриша постучал в дверь моего гостиничного номера. Обнялись по-братски. Вручил ему сборники с переводами, вышедшие ещё в прошлом веке в «Молодой гвардии» и «Московском писателе». И, не теряя драгоценных минут, спустились к администратору гостиницы, заказали такси.

Вскоре к подъезду подкатила приличная иномарка «эконом-класса». Водитель Сергей согласился отвезти нас туда и обратно за вполне умеренную цену, по моим представлениям и в сравнении с московскими тарифами. Мы разместились в машине и взяли курс на Гуляйполе.

Гриша вызвонил кого-то по мобильнику. Из слов «гость», «казак», «поэт» и «музей» понял, что работницу местного краеведческого музея. В распорядок работы музея мы явно не вписывались, и Лютый просил «по-дружески», «в порядке исключения»… В итоге приведённых аргументов абонент согласилась провести нас по залам Махно в нерабочее время и даже обещала созвониться с вдовой внука Карпа Махно (одного из братьев Нестора) и попытаться завести нас к ней в гости.

Я, в общем-то, особо не сомневался, что всё именно так и получится. Душа ведь – субстанция небесная, а она призывала в путь, значит, знала, что поездка не будет напрасной.

За стёклами машины мелькали степные пейзажи Запорожья, очень похожие на мои донские степи, но более всхолмлённые, изрезанные балками и оврагами, с речками, заросшими по берегам камышом и кугой (осокой), деревьями и кустарниками пойменного леса. По степи и вдоль речек виднелись вытоптанные стадами тропы и наезженные местными селянами, рыбаками и охотниками просёлки.

Мне стало понятно, каким образом Махно и его хлопцам удавалось скрытно совершать свои многокилометровые рейды и, внезапно напав на неприятеля, разгромив его или наказав за грехи, так же молниеносно исчезать в степных просторах. Работая с детских лет подпаском и батраком у помещиков и колонистов, Нестор прекрасно изучил окрестности Гуляйполя и прилегающих к нему районов, ориентировался на местности без топографических карт и проводников, подобно степным ястребам, в изобилии обитающим в этих краях. А врагов у бедного крестьянина и каторжанина, избранного в марте 1917 года председателем Гуляйпольского крестьянского союза, преобразованного позже в Совет рабочих и крестьянских депутатов, всегда было в избытке.

В отличие от многих революционных крикунов, Нестор Махно предпочитал обязательно подкреплять слова делами. Так, подписав письмо в Петроград о необходимости чистки Временного правительства от министров-капиталистов, он тут же ввёл рабочий контроль на всех предприятиях Гуляйполя, затем изъял оружие у местных заводчиков и землевладельцев, принял активное участие в национализации помещичьей земли и разделе её между крестьянами. Помещикам Махно предлагал зарабатывать свой хлеб крестьянским трудом на общих условиях.

Григорий Лютый отметил, что с чувством юмора у батьки всё было в порядке, занятия в театральном кружке, который он посещал некоторое время до начала революционной деятельности, не пропали даром. Нестор Иванович любил и умел производить эффект своими словами, действиями и даже экипировкой. Может быть, и одесский юмор его сподвижника Лёвы Задова тоже этому способствовал.

Юмор юмором, но прежде всего Махно зарекомендовал себя талантливым стратегом и организатором. Действия его народной армии были тщательно спланированы, отлично налажено оповещение своих сторонников и дезинформация неприятеля, он поддерживал строгую дисциплину в отрядах, пресекал грабежи местного населения и еврейские погромы. Известно, что Нестор Махно лично расстрелял атамана Григорьева, отряд которого не брезговал разбоями и насилием в Причерноморье. И то, что ему всегда удавалось уйти от преследователей, от всех облав и хитрых уловок, очень убедительно свидетельствует о его аналитическом уме, развитой интуиции и неординарных командирских способностях. Его слову верили, его любили, за ним шли тысячи честных простых тружеников и многие из них своими жизнями спасали его жизнь до последнего дня пребывания батьки на родной земле Украины.

К Гуляйполю мы подъехали уже в сумерках. Но я заметил особую опрятность города, чистоту на улицах, ухоженность хат, садовых деревьев на приусадебных участках, обилие цветов во дворах. Глядя на особое роскошество последних октябрьских цветов, вспомнил строчки из стихотворения Владимира Солоухина: «Имеющий в руках цветы / Дурного совершить не может». А следом подумал: «Солоухин первым из русских писателей в Советском Союзе написал уважительно о «сибирском Махно» – Иване Соловьёве в книге «Солёное озеро» и наоборот – очень негативно о вождях мировой революции в книгах «При свете дня» и «Последняя ступень». На родине Соловьёва и на его могиле в Хакасии мне удалось побывать в конце XX века. Вот и до вотчины Нестора Махно доехал.

Гриша попросил Сергея притормозить возле дома с зелёными металлическими воротами, предложил мне:

– Давай разомнёмся, зайдём за директором музея Любой Геньба. Она прихворнула трохи, но согласилась принять нас. Наша по духу – поэтесса.

Мой спутник попытался открыть щеколду калитки и, не сумев, застучал кулаком в ворота. Громко крикнул:

– Хозяйка, открывай!

Раза три повторив свой стук и призыв и убедившись, что его не слышат, Гриша легко взметнул своё сухопарое тело над воротами и перемахнул их. Уверенно направился к не запертой на замок двери летней кухни. Ну, истый махновец!

Через несколько минут он вышел из кухни с двумя ладными хлопцами, сыновьями хозяйки. Они открыли калитку. Поздоровались со мной за руку, сказали, что мама одевается. Вскоре к нам подошла и Любовь Григорьевна – среднего роста темноглазая женщина в белом вязаном пончо с кистями, с пышной копной светло-каштановых волос. Приветливо улыбнулась во время представления нас друг другу Григорием Лютым.

Без задержек и лишних разговоров сели в машину и тихо поехали по улицам Гуляйполя, останавливаясь возле мест, связанных с деятельностью Махно, – у бывшего чугунолитейного завода, где работал юный Нестор, у здания местной администрации, которая располагается в бывшем штабе народной армии, у памятника батьке в центре города.