Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1914 год. Начало - Олег Айрапетов Страница 13

Премьер-министр Никола Пашич знал о существовании тайного офицерского общества и не без основания опасался его, но в целом имел о нем смутные представления. Тем не менее сербское правительство сочло необходимым заранее через дипломатические каналы предупредить наследника австро-венгерского престола об опасности поездки в Боснию. За неделю до планируемого начала маневров сербский посланник в Вене Йован-Пижон

Йованович посетил Министерство иностранных дел Австро-Венгрии и сообщил, что у сербского правительства имеются сведения «об интригах в Сараево» и оно рекомендует воздержаться от поездки наследника в Боснию. Эта информация была доведена до эрцгерцога, но он настоял на поездке2. Таким образом, эрцгерцог знал об опасности, но не счел необходимым прислушаться к предупреждениям, возможно, принимая их за проявление слабости перед демонстрацией силы. Австрийская провокация удалась, но закончилась трагически, в том числе и для ее организатора. На 28 июня 1914 г. выпадал не только день сербского национального траура, но и годовщина свадьбы австрийского наследника, и поэтому он решил взять с собой жену.

Следует отметить, что по непонятным причинам охрана эрцгерцога была организована из рук вон плохо. В 1910 г., во время визита Франца-Иосифа в Сараево, на улицах, по которым проезжал императорский кортеж, был выставлен двойной кордон из солдат местного гарнизона, кроме того, сотням горожан, находившимся под подозрением у полиции, попросту запретили выходить из дома. В 1914 г. ничего подобного не было. В результате шестеро террористов из организации «Молодая Босния» получили возможность совершить покушение. Первым в машину эрцгерцога бросил бомбу Неделько Чабринович, но она попала в соседнюю машину – в результате был ранен адъютант эрцгерцога. Н. Чабринович попытался совершить самоубийство, но не успел раскусить ампулу с цианидом. Следующее покушение оказалось удачным: Франц-Фердинанд и его супруга графиня София Хотек были убиты в Сараево Гаврилой Принципом, который стрелял в эрцгерцога и губернатора генерала Оскара фон Потиорека, сидевшего в одной машине с наследником, но промахнулся и попал в графиню Хотек. Супруги умерли до приезда врачей3.

Вслед за этим по Сараево и другим боснийским городам прокатилась волна избиений сербов. Нападениям прежде всего подверглись школы и библиотеки, кроме того, было уничтожено около 200 магазинов и свыше 80 частных домов4. Чешская газета «Час» 1 июля 1914 г. сообщала: «Из официальных и частных сообщений известно, что в Сараево, Мостаре и других городах Боснии и Герцеговины прокатились погромы сербского населения. Около сотни сербских лавок и магазинов было разграблено фанатичным хорватско-мусульманским сбродом; здания сербских обществ и школ были разрушены; нападению подверглось и жилище сербского митрополита… Поступают сведения об антисербской резне, о раненых и убитых… Мы не понимаем, как могли возникнуть антисербские насилия. После покушения на улицах Сараево находились войска и должны были быть приняты необходимые меры безопасности. Многим хотелось бы, чтобы сербы были исключены из позитивного политического процесса, но если сербский народ, составляющий относительное большинство Боснии, будет загнан в лагерь врагов империи, пострадают интересы монархии»5.

Однако в Вене эти интересы понимали по-другому. Там почти сразу же решили использовать это убийство для экзекуции, в пользу которой высказались начальник Генерального штаба Ф. Конрад фон Гетцендорф и министр иностранных дел граф Леопольд фон Бертхольд, но они нуждались в германских гарантиях. Пятеро участников покушения были схвачены, а шестой бежал в Сербию. На суде Г Принцип заявил: «Я сын крестьянина и знаю, что происходит в деревнях. Поэтому я решил отомстить и не жалею ни о чем»6. Положение кметов, то есть крестьян, арендовавших землю у помещиков-беков, постоянно ухудшалось. С 1880 по 1914 г. число семейств кметов выросло с 85 тыс. до 93 368, причем четыре пятых из них – православные. Арендаторы обрабатывали приблизительно треть всей годной к сельскохозяйственному обороту земли7. Г Принцип знал, о чем говорил: боснийская деревня задыхалась в нищете. Так как на смертную казнь по австрийским законам мог быть осужден только совершеннолетний, а всем покушавшимся было менее 20 лет, суд приговорил Г Принципа и Н. Чабриновича к 20 годам тюремного заключения, остальные участники получили от 13 до 20 лет8.

В первые дни после сараевского убийства симпатии европейского общественного мнения в основном были на стороне Австро-Венгрии, тем более что поначалу в действиях ее правительства не наблюдалось ничего, предвещавшего конфликт9. Не было поначалу и обвинений в сторону правительства Сербии. «Хотя это отвратительное покушение, – вспоминал Бернгард фон Бюлов, – и было организовано участниками крупного сербского тайного общества, но во всяком случае многое говорило за то, что сербское правительство не подстрекало к этому злодеянию и не хотело его. Сербия была изнурена двумя войнами. Военное столкновение со значительно более сильной австро-венгерской монархией даже самому отчаянному сербу представлялось рискованным делом, к тому же еще с непримиренными болгарами и с ненадежными румынами в тылу»10. Не удивительно, что официальный Белград сделал все, чтобы избежать обвинений Вены.

15 (28) июня 1914 г., в Видовдан, в столице Сербского королевства, как и ранее, начались поминальные церковные службы, а вслед за ними торжества и гуляния. Около пяти часов дня было получено известие об убийстве наследника империи Габсбургов. Немедленно распоряжением властей все торжества были приостановлены, закрыты театры и прочее. Король Петр, принц Александр, правительство, скупщина – все отправили в Вену телеграммы с выражением соболезнований11. Сделано было все, чтобы не допустить провокаций. Но в Германии, от позиции которой во многом зависело будущее поведение Австро-Венгрии, сомнений не было. 2 июля саксонский военный агент в Берлине доносил в Дрезден: «У меня создалось впечатление, что Большой Генеральный штаб считал бы желательным возникновение войны сейчас»12. В отличие от австрийской армии германская была готова к большой войне.

Впрочем, в Вене и не ожидали ее. По свидетельству графа Стефана фон Буриана, в Австро-Венгрии никто вообще не хотел войны, при этом, судя по всему, он имел в виду – не ограниченной Балканами. «Провокации нашей маленькой сербской соседки, чувствовавшей поддержку своей могущественной покровительницы, – писал он, – были невыносимы»13. Австрийская миссия в Белграде за отсутствием повода постаралась найти его. Русское посольство было обвинено в том, что на его флагштоке в день похорон эрцгерцога не был приспущен флаг14. Поехавший к австрийскому посланнику Владимиру Гизлю фон Гизленгену русский дипломат Н. Г Гартвиг скончался от удара, пытаясь убедить своего австрийского коллегу в непричастности сербского правительства к событиям в Сараево15. В Белграде немедленно поползли слухи о том, что Н. Г Гартвиг был отравлен16. По свидетельству врача, немедленно вызванного Гизлем фон Гизленгеном (к доктору миссии вскоре присоединились и два сербских медика), русский посланник умер от разрыва сердца, а его австрийский коллега до последнего пытался оказать ему помощь17.

Сербский посланник в России Мирослав Спалайкович на встрече с С. Д. Сазоновым передал русскому министру просьбу сербского правительства, поддержанную Белградом, – разрешить похоронить Н. Г. Гартвига в сербской столице, «чтобы сербский народ всегда имел возможность чтить память русского дипломата, оказавшего сербам ряд неоцененных услуг». Просьба была удовлетворена, и его погребение состоялось в столице Сербии 1 (14) июля при огромном стечении народа и депутаций от различных городов, общественных организаций, дипломатического корпуса и правительства. В городе был объявлен траур, магазины не работали18. По пути процессии дома были украшены траурными флагами, стояли шпалерами войска, за гробом шли наследный принц Александр с братьями, высшие военные и гражданские чины. После отпевания в соборе премьер-министр Н. Пашич сказал: «Сербия сохранит навеки благодарную память о государственном муже, который был с нею душою в тяжелые для нее минуты, и завещает потомкам навеки свято чтить память великого русского патриота, славянина и друга сербского народа»19.