Плач к Небесам - Энн Райс Страница 130

Залы для фехтования, где в прошлом он искал утешительногоизмождения, превратились теперь для него в камеры пыток, заполненные здоровыми,полноценными и подчас грубыми телами молодых дворян, постоянно находившимисярядом с ним и сводящими его с ума.

Мужские торсы влажно поблескивали в распахнутых воротахрубашек, на руках рельефно обозначались мускулы, ясно просматриваласьвыпуклость мошонки. Даже запах мужского пота мучил его.

Прервав тренировку, он вытер лоб и закрыл глаза. А уже черезмиг увидел перед собой молодого флорентийца, графа Раффаэле ди Стефано, своегосамого выносливого противника, который глядел на него с неприкрытым вожделениеми восхищением, а потом виновато отвел глаза.

Неужели то, что всегда возбуждало его, было лишь страхомперед этими мужчинами? А может, то было желание, в котором он не хотел сам себепризнаваться?

Он распрямил спину, готовый отразить клинок графа. Решительнонадвигаясь, заставил его отступить. У графа были круглые темные глаза,обрамленные такими густыми ресницами, что создавалось впечатление, будто ониподведены черной краской. За его мелкими, округлыми чертами не проступалискулы, а волосы казались такими черными, словно их обмакнули в чернила.

Учитель фехтования развел их в стороны. Граф получилцарапину. Его тонкая белая рубашка была разорвана на плече. Но он не хотелпрекращать бой.

И, когда они снова сошлись, в графе не чувствовалось ниярости, ни уязвленной гордости. Он лишь шевелил губами, старательно избегаямощного удара шпаги Тонио.

Бой был окончен.

Ди Стефано стоял, тяжело дыша. Темные волосы, росшие на егогруди, доходили до самой шеи. А щетина на подбородке казалась столь грубой, чтонаверняка могла уколоть.

Тонио повернулся к графу спиной. Вышел на серединуполированного пола и остановился, держа шпагу сбоку. Все взгляды были прикованык нему. И он почувствовал, что ди Стефано приближается. От этого человекаисходил какой-то животный запах — пряный, горячий. Флорентиец тронул Тонио заплечо:

— Пообедай со мной. Я в Риме один, — сказал графедва ли не грубо. — Ты единственный фехтовальщик, который может справитьсясо мной. Я хочу, чтобы ты был моим гостем.

Тонио повернулся и посмотрел на него. В том, какого рода этоприглашение, не было никакого сомнения, он прочитал все в прищуренном взглядеграфа. Тонио заколебался и нехотя опустил глаза. И отказ свой пробормотал тихо,скороговоркой, словно светскую отговорку, произносимую на бегу.

Чуть ли не сердясь на себя самого, он плеснул в лицохолодной водой и долго и яростно тер лицо полотенцем, прежде чем повернуться кслуге, державшему наготове камзол.

Когда он вышел на улицу, граф, уже засевший покутить сприятелями в кабачке напротив, медленно поднял свой кубок, приветствуя его.

Богато одетые молодые люди в его окружении закивали Тонио.Тот поспешно скрылся в гомонящей толпе.

* * *

Но той же ночью, в темном алькове одной ужасно душной виллы,Тонио отдался рукам и губам почти незнакомого ему человека.

Где-то далеко для какой-нибудь маленькой компании игралГвидо, а в это время Тонио уводил своего преследователя все дальше и дальше от опасностиобнаружения, пока больше не смог сдерживать натиск этих сильных пальцев.

Он чувствовал, как мужской язык проникает в его рот, какчто-то твердое трется о его ноги. И наконец высвободил это из брюк, и онопроникло в пещеру меж его сдавленными бедрами. В такие моменты он был Ганимедом [40], которого уносят ввысь, доставляя ему сладостное унижениекапитуляции, но который при этом уже готов к собственным завоеваниям.

В последующие ночи многим удалось завоевать его, и это всебыли люди гораздо старше его, мужчины в расцвете сил или даже те, чьи волосыуже были тронуты сединой. И все они торопились насладиться юной плотью, хотявременами и удивлялись, когда он сам падал на колени и забирал себе в рот всюсилу, которую мог вместить.

А когда они кончали, он продолжал стоять на коленях,преклонив голову, как во время первого причастия у алтаря, так, словночувствовал присутствие самого Христа.

Конечно, он изумлял этим своих партнеров, если их можно такназвать. И он никогда не оставался с ними наедине в тех домах, где они былихозяевами. Он предпочитал находить разные тайные места для свиданий — запертыегостиные или неиспользуемые комнаты, — желательно такие, откуда была слышнамузыка бала, шум толпы. И кинжал его всегда был наготове, а шпага неизменновисела на боку.

Его поражало, что, куда бы он ни пошел, мужчины, и женщиныповсюду хотели его соблазнить, и по всему городу распространились рассказы онаивных иностранцах, которые влюблялись в него, абсолютно уверенные в том, чтоон — переодетая мальчиком молодая женщина.

* * *

Перед тем как отправиться к кардиналу, он принимал ванну ипереодевался либо в безупречно чистую, либо в совсем новую одежду. А потом,словно убедив себя в том, что этих постыдных встреч вообще никогда не было,забывался в объятиях его преосвященства.

Однако память о тайных соитиях еще более обостряла все егоощущения.

* * *

Наконец как-то днем он приказал, чтобы его отвезли в самыебедные кварталы Рима.

Он увидел арки, увешанные головками сыра и кусками мяса,детишек, игравших у порогов домов, людей, готовивших пищу прямо на улице.

В одном месте дорогу карете преградила лоснящаяся жирнаясвинья с визжащими вокруг поросятами. Выстиранное белье, висевшее на натянутыхмежду домами веревках, закрывало собою небо.

Откинувшись на кожаные подушки дивана, Тонио смотрел в окнакареты, оставленные открытыми, несмотря на брызги, долетавшие с обеих сторон, иобщую вонь, которую не мог перебить свежий воздух, идущий со стороны Тибра.

Наконец он увидел того, кого искал. Молодого мужчину,застывшего у дверной притолоки. На нем была рубашка, перехваченная тяжелымкожаным ремнем и распахнутая до самой талии, так что обнажала грудь, поросшуюкурчавыми черными волосами. Волосы поднимались от талии к крошечным розовымсоскам и огибали их, образуя подобие перекладины креста. Черты лица этогопарня, хотя и гладко выбритого, были грубыми, словно вырезанными из дерева.Когда его глаза встретились с глазами Тонио, между ними внезапно пробежал ток,и у Тонио перехватило дыхание.

Он распахнул крашеную дверцу кареты, остановившейся посредиэтой узкой, почти непроезжей улочки. Разодетый в золотую парчу Тонио выглянулиз дверцы и, не отнимая руки от колена, сделал приглашающий жест пальцамиоткрытой ладони.