Лапти сталинизма. Политическое сознание крестьянства Русского Севера в 1930-е годы - Николай Кедров Страница 14

При работе с данными источниками по теме политического сознания необходимо иметь в виду их следующие особенности. Во-первых, эти документы передают информацию о настроениях людей не из первых рук. Перед тем как быть представленной в итоговой сводке эта информация нередко проходит несколько редакций в различных структурах, при этом первоначальный текст мог переформулироваться и клишироваться. К тому же структуры, занимавшиеся политическим контролем, стремились представить перед вышестоящими органами ситуацию в выгодном для себя свете, нередко не договаривая и намеренно искажая факты. Во-вторых, сводки и информационные сообщения изначально создавались в соответствии с практическими потребностями власти в определенной информации. Эта особенность предопределяла характер информации включаемой авторами и составителями в документы. В-третьих, даже те сюжеты, которые в них включались, как правило, содержали информацию о крайних полюсах общественного мнения. Составителей докладных записок и сводок прежде всего интересовали реакция на тех действия власти — одобрения и поддержки или осуждения или же действия, которые они могли квалифицировать как недовольство и политический протест.

«Письма во власть» — под этим собирательным названием в современной исторической литературе принято понимать широкий комплекс различного рода заявлений, прошений, жалоб и ходатайств, отправляемых гражданами СССР в органы власти, партийным вождям и в редакции советских газет. В историографии существует несколько типологий данных источников, однако наиболее ясной и практически применимой, вероятно, следует признать типологию, предложенную С. И. Быковой, в основе которой лежит принцип разделения «писем во власть» в зависимости от их функционального назначения. В частности, она выделила следующие подгруппы: письма-прошения, письма-размышления, письма-предложения и письма-доносы [104]. Наиболее известный комплекс крестьянских писем ныне хранится в Российском государственном архиве экономики (ф. 396 — редакция «Крестьянской газеты»). По интересующему нас периоду в фонде «Крестьянской газеты» сохранились письма только за 1929 и 1938–1939 годы. Однако большой комплекс подобной документации был выявлен в фондах Рабоче-крестьянской инспекции (ф. 659), Краевой контрольной комиссии ВКП(б) (ф. 600) в ГААО, а также в фондах государственных и партийных учреждений, перечисленных выше. Несколько писем удалось обнаружить в личном фонде М. И. Калинина в РГАСПИ (ф. 78). Ряд писем, относящихся к территории Русского Севера, было издано в сборнике документов «Письма во власть» [105]. Положительной, в контексте нашего исследования, особенностью подобных источников является то обстоятельство, что они написаны непосредственно самими крестьянами. Нельзя не признать и их высокую информативность: в этих письмах содержатся сведения о повседневной жизни простых людей, их ежедневных заботах, представлениях об институтах власти и представителях последней на местах. Особенно важна негативная часть крестьянских оценок, поскольку там можно обнаружить информацию, не отраженную в официальных источниках. Обычно крестьяне обращались к власти в тех случаях, когда у них возникал какой-либо побудительный повод (самоуправство местных чиновников, крайняя нужда, недовольство отдельными аспектами государственной политики и т. д.), поэтому их письма часто имели протестный оттенок. Однако при анализе этого рода документов всегда следует помнить, что адресатом обращений являлась власть и ее корреспонденты в подобных случаях были, как правило, заинтересованы в том, чтобы найти с ней общий язык. Вряд ли в этой специфической ситуации диалога с властью авторы писем доверяли документу свои самые сокровенные мысли и наиболее критические суждения. Таким образом, «письма во власть» являются особым типом источников, в которых отразился не только определенный уровень социального недовольства, но и политический конформизм крестьян.

Наконец, третьим основным комплексом источников для нашего исследования выступили материалы политического следствия

1930-х годов. Состав следственных дел весьма разнообразен. Как правило, они содержат различные материалы, отражающие ход следствия (ордера, повестки), свидетельские показания, протоколы допросов обвиняемых, протоколы очных ставок, акты проведения обысков, обвинительные заключения. Следственные дела могут также включать в себя документы личного происхождения (личные письма, дневники, фотографии), изъятые у обвиняемых. В диссертации нами были использованы следственные материалы политических дел 1930-х годов из фонда Северного краевого суда (ф. 1470) ГААО. При работе с материалами политического следствия 1930-х годов нельзя не учитывать широко распространенную в этот период практику их фальсификации. Однако, по нашему мнению, в данном случае можно говорить о двух этапах фальсификации: 1) фальсификации политического обвинения (что было практически повсеместно); 2) фальсификации непосредственно следственных материалов. Первое не обязательно предполагало второе. В практике могло случаться так, что, собранные факты были столь очевидным — с точки зрения представителей следствия — доказательством вины, что дальнейшая фальсификация дела уже не требовалась. Так, например, найденные при обыске несколько финских монет послужили для сотрудников НКВД прямой уликой в том, что их владелец сотрудничает с иностранной разведкой [106]. Конечно, при работе со следственными материалами всегда встает вопрос о достоверности содержащихся в них сведений. К тому же следует помнить, что человек, дающий показания в ходе следствия, всегда оказывается в специфической ситуации, накладывающей отпечаток на его поведение и сообщаемую им информацию.

В качестве дополнительных источников привлекались также делопроизводственные документы государственных и партийных структур, документы личного происхождения и периодическая печать 1930-х годов. Несомненно, что личная переписка, дневники и записные книжки являются ценнейшим источником для изучения общественного сознания. Именно в них с большей степенью открытости могли быть выражены мысли и чувства простых людей. Однако невысокий уровень грамотности большинства крестьян, отсутствие в их культурной среде традиции ведения личных записей и низкая сохранность документов личного происхождения не позволяют сегодня выявить значительное количество таких документов. Несколько крестьянских дневников, охватывающих период 1930-х годов, ныне опубликовано [107]. В фондах государственных и партийных организаций нам удалось выявить несколько десятков частных писем крестьян 1930-х годов. Несмотря на незначительное количество этих документов они тем не менее дают исследователю важную информацию, наиболее конкретные и соответствующие реальному положению дел оценки жителей села, которые невозможно отыскать в других видах источников. Делопроизводственные документы государственных и партийных структур, за исключением сферы политического контроля, содержат значительно меньше информации, позволяющей исследовать сознание крестьянства. Зато они необходимы для изучения техники манипулирования, используемой властью в ходе процесса политической коммуникации с крестьянством. Нами были изучены протоколы Северного краевого бюро ВКП(б), различные циркуляры и распоряжения, служебная переписка. Периодическая печать 1930-х годов не оставляет никаких сомнений в том, что ее оценки отражали исключительно официальную точку зрения на происходящее в стране. Однако в советских газетах публиковались многочисленные факты, позволяющие исследователям характеризовать те или иные стороны жизни советской деревни и поведения сельских жителей. Поэтому периодическая печать может быть полезна для изучения общественного сознания крестьянства. В ходе работы над монографией нами были использованы материалы краевой газеты «Правда Севера» 1930-х годов. В целом все перечисленные источники позволяют считать тему исследования вполне обеспеченной документальным материалом.