Странствия хирурга: Тайна затворника Камподиоса - Вольф Серно Страница 16

– Это железные камни, – объяснил Эмилио с видом человека сведущего. – Может, твой способ добывать огонь тоже правильный, но так-то оно сподручнее.

Витус какое-то время с любопытством разглядывал камни.

– Это пирит! – наконец объявил он. – Вот тут даже металлические вкрапления заметны. Они-то и дают искры. – Он понюхал поочередно оба кресала. – Серой пахнет!

– Это железный камень, – стоял на своем Эмилио. – И везде этот камень так назывался – железным. А теперь разжигай огонь.

Со второй попытки Витусу, который дул что было мочи на древесную труху, удалось получить слабенький язычок пламени, который начал довольно быстро разгораться. Радуясь первому успеху, он напряженно пытался припомнить, какие лекарства отец Томас рекомендовал давать чахоточным больным. Конечно, молодой человек понимал, что все искусство монастырского лекаря мало помогло бы, потому что болезнь зашла так далеко, что можно было только попытаться умерить страдания больного. Лучше всего было бы дать Эмилио лауданум. Но его у молодого человека не было. Что ж, придется ограничиться травяным настоем и добавить в него немножко опиума. Особенно важно, чтобы Эмилио не терял надежды на выздоровление.

– Видишь, я все же сумел разжечь костер, – сказал он и попытался пошутить: – А сейчас я на своей колдовской кухне сварю для тебя волшебный напиток – и твой кашель исчезнет раз и навсегда! – Иной раз и преувеличить не грех. – Оно, может, и не придется тебе по вкусу, но бронхам твоим подсобит. И твоей пересохшей глотке тоже.

За отсутствием мензурки, юноша отмерил щепотками травы для настоя, добавил немного опиума и бросил смесь в закипавшую воду.

– Снадобье должно некоторое время настаиваться, чтобы подействовало как следует.

Пока отвар закипал, Витус распряг Изабеллу. При этом он что-то тихонько нашептывал ей, похлопывая животное по шее. Изабелла отвечала ему, игриво прядая ушами. Потом подвел животное поближе к костерку, дал ей зерна и попить из ведерка.

Наевшись досыта, Изабелла постояла с минуту, а потом легла рядом с Эмилио, будто сообразив, что больное тело хозяина нуждается в тепле. Понемногу темнело, цикады завели свои песни, а вода в горшке начала бурлить. Витус отвязал Эмилио от ствола и положил поближе к огню. Лежавшая рядом Изабелла принялась лизать мочку уха Эмилио, что для нее было равнозначно объяснению в любви.

– Она чует, что тебе полегчало, – сказал Витус.

– Да, она у меня умная девочка, хотя отец ее был ослом, – усмехнулся Эмилио. Его природный юмор брал свое. Тем временем травяной навар настоялся и даже успел немного остыть, так что его можно было пить.

– А-а-а-а, как оно прогревает грудь изнутри! – крякнул он. – Я словно заново родился!

– Как давно у тебя кровохарканье? – спросил Витус, подкладывая в огонь сухие сучья.

– Точно не помню. Может, года с два? А может, и три, – Эмилио сделал большой глоток. – Ты прав, на вкус это пойло отвратительное!

– Тебе бы жить на юге, в сухом климате. От этого, глядишь, твоя болезнь и прошла бы, – в раздумье проговорил Витус. – Всякий знает, что в сыром воздухе носится всякая дрянь, от которой легким просто беда. Как ты смотришь на то, чтобы пожевать? У меня есть целый каплун!

– Господи, только никакой еды! – взмолился возница. Его взгляд обратился на запад, где солнце закатывалось за горы. Он был счастлив уже от того, что дышать стало полегче. Неплохая все-таки штука этот настой, который приготовил ему мальчишка.

– Как это ни смешно, – сказал он несколько погодя, – сколько мне в будущем месяце стукнет? Пятьдесят восемь или пятьдесят девять... Этого никто точно не помнит. В приходской книге рядом с моим именем есть запись о моем рождении 29 июля 1517 года. Но кто-то взял да и переправил семерку на восьмерку. И вот ведь глупость какая: а что если как раз наоборот – восьмерку переправили на семерку? Мать моя, которой положено было бы знать это, умерла во время родов, а отец вскорости после этого взял себе в жены другую, да и пропал вместе с ней неведомо куда.

– Сочувствую.

– Да не нужно никакого сочувствия! Я хотел только сказать, что уже стар и мне нет смысла менять эти места из-за какого-то кашля.

– Может, ты и прав.

– Старые деревья на новой почве не приживаются, сынок. Давай поспим немного.

Витус поднялся, чтобы принести свою палку, оставшуюся в повозке.

– Я лучше посторожу, пока ты спишь. Ты же сам говорил, что места здесь ненадежные.

– Предоставь это Изабелле. У нее слух острее, чем у нас с тобой вместе взятых, – Эмилио демонстративно повернулся на другой бок. – Спокойной ночи, Витус.

– Спокойной ночи, Эмилио.

Витус сладко зевнул и приподнялся на локтях. Тяготы дня медленно оставляли его. Он осторожно проткнул иголкой волдыри на ногах, выжал из них жидкость, а потом крепко перевязал длинными полосками мягкой ткани, кусок которой он прихватил из монастыря в самый последний момент, прикрыв ею содержимое короба.

Чуть погодя, повинуясь случайному наитию, юноша достал из короба книгу «De morbis». Может быть, есть все-таки лекарство против кровохарканья? Облокотившись о бок мула, он открыл рукописный фолиант. В самом начале его была помещена красочная иллюстрация, выполненная тонким пером и изображающая Иисуса из Назарета, который исцеляет прокаженного. А ниже следовало предисловие автора:

К благосклонному читателю сего труда.

Попытки приумножить медицинские сведения в мире Всевышнего Творца нашего столь же многообразны, сколь и песчинки на дне морском. Тем не менее все знания и способы лечения несовершенны, если записаны пером одного человека. Поэтому данный труд – один из многих. Он призван объять в себе важнейшие сведения, добытые известными врачевателями, в наиболее полном виде, чтобы стать советчиком для врача, помочь студенту, ищущему знаний, и облегчить боль страждущего.

«De morbis hominum et gradibus ad sanationem» – произведение многогранное, оно подразделяется на следующие главные части: на учение о лечебных травах как источнике излечения, учение о фармакологии и глав о раневой хирургии и родовспоможении.

Наряду с очерками о скромном опыте самого автора читатель познакомится с весьма впечатляющими результатами деятельности многоуважаемого Гусдута из Бенареса, обширнейшим знаниям которого мы обязаны множеством тончайших наблюдений, сделанных им при операциях по удалению катаракты. Однако непременно следует подчеркнуть, что его поучение о том, что для абсолютного познания требуется вскрытие оставленного душой тела, является неприемлемым для нас, благочестивых христиан.

Гиппократа из Коса, выдающегося врача античности, следует назвать наряду с Гусдутом. Ему мы обязаны тем, что медицинское искусство окончательно переросло в науку, передающую накопленные знания.

Великий Гален из Пергама, основываясь на трудах Аристотеля, довел до совершенства учение о четырех соках человеческого организма.