Матильда Кшесинская. Любовница царей - Геннадий Седов Страница 20

Верный своим принципам Николай откровенно поведал накануне свадьбы невесте о Кшесинской (как информировал в свое время последнюю о чувствах, испытываемых к гессенской принцессе). Алиса, казалось бы, оценила его искренность, великодушно простила, не упустив возможности прочесть жениху небольшое наставление о борьбе с соблазнами и раскаянии в грехах перед Всевышним. В душе, однако, вытравить до конца болезненную занозу ей не удалось, существование вблизи благополучной, окруженной публичным вниманием бывшей любовницы мужа унижало, мучило ее. Избегая открытой конфронтации, она не упускала возможности уязвить где только могла вульгарную театралку, доставить ей неприятность.

…Готовая к выходу взволнованная Матильда вглядывалась сквозь щелку занавеса в полумрак зрительного зала – увы! – наполовину прикрытая портьерами крайняя левая ложа по-прежнему была пуста. Взошел молодцевато на помост, поправляя на ходу бутоньерку в петлице фрака, капельмейстер Дриго, оглядел замерших оркестрантов, приподнял изящным движеньем руки дирижерскую палочку. Раздались первые такты увертюры. Все было ясно без слов. Опустив голову, она пошла за кулисы. В эту самую минуту, покрывая оркестр, донесся из зала странный какой-то шум, послышались голоса, следом за тем аплодисменты. Едва не сбив ее с ног, пронесся мимо дежурный распорядитель, выкрикнул хрипло: «Государь приехал!»

О том, что происходило во дворце накануне спектакля между царственными молодоженами, можно лишь догадываться. Ясно одно: подпавший с самого начала под влияние юной супруги Николай сумел убедить каким-то образом обожаемую Аликс в целесообразности посетить на этот раз именно балет вместо намеченной французской пьесы в Михайловском театре. Переменчивый и ненадежный, он остался верен слову, данному при расставании любимой женщине: откликаться на ее просьбы, поддерживать в трудных обстоятельствах.

Царившую во время представления в царской ложе обстановку живописует в письме брату Георгию на Кавказ великая княжна Ксения Александровна:

«В воскресенье мы были в «Спящей красавице» (Ники и Аликс тоже) и в первый раз видели Малечку. Ники мне потом признался, что у него была ужасная эмоция и ему было весьма неприятно в первую минуту ее появления. Аликс выглядела грустной, что вполне понятно».

Торжествующая Кшесинская не упустила случая объявить во всеуслышание, что молчала до последней минуты нарочно, зная заранее о намерении государя и императрицы посмотреть ее в «Спящей красавице». Понимала: объяснение звучит не очень убедительно, но ее это ничуть не смущало. В театре, усвоила она себе правило, ни при каких обстоятельствах нельзя терять лица.

Положение ее в труппе укрепляется. В начале сезона 1898/1899 гг. она дебютирует в сделавшейся впоследствии ее коронной партии Аспиччии в «Дочери фараона» Цезаря Пуни, под занавес осуществляет сокровенную свою мечту, приостановленную на семь с лишним лет упрямым несогласием Петипа: танцует Эсмеральду. Репетируя с Мариусом Ивановичем роль героини самого, пожалуй, мелодраматичного балета классического репертуара, вызывая в себе чувства, роднящие ее с молодой француженкой, испытавшей драму любви, идущую в финале спектакля на казнь, она, кажется, впервые по-настоящему осознает правоту услышанных когда-то слов знаменитого балетмейстера: Эсмеральду мало грамотно исполнить, ее надо выстрадать, опираясь на опыт собственной жизни. Грустно признаться, но теперь у нее этот опыт есть. И она любила и страдала, и ее, как Эсмеральду, оставили.

– Ты стал взрослый, – сказал, расцеловав ее после премьеры за кулисами, Петипа.

Что правда, то правда. Безмятежная юность, наивные мечты – все минуло безвозвратно, жизнь преподала ей наглядные уроки, научила, когда надо, действовать локтями, пользоваться покровительствами, носить маску на лице. Амбиции ее растут, меняется характер. Она может вспылить, выговорить гневно из-за пустяка партнеру во время репетиций, топнуть ножкой, накричать на недостаточно расторопного официанта в ресторане. Срывает нередко дурное настроение на Сергее. Другой на его месте не выдержал бы, дал от ворот поворот, а он терпит. Любит безоглядно – по всему видать. Даже к легким ее увлечениям относится снисходительно, хотя в душе, конечно, переживает. И напрасно: какая, скажите, артистка без флирта? Просто смешно!

Мужчины вьются вокруг нее как мухи. Умоляет пойти с ним под венец молодой польский аристократ Божевский, преследующий ее по пятам во время кратких гастролей в Варшаве. Едва уловив искорку ее внимания, немедленно дает отставку давней своей пассии графине Хитрово жизнерадостный гусар Николай Скалон. Потеряв надежду на успех, остаются рядом на правах друзей князь Дмитрий Джамбакуриани-Орбелиани, статский советник Михаил Стахович, драгун Никита Трубецкой, лейб-гвардеец Борис Гартман.

Среди пылких ее поклонников – сиамский принц Чакрапонг, приехавший в Россию для получения военного образования. Курсант Пажеского корпуса – постоянный посетитель ложи в Мариинском театре во время выступлений божественной примадонны. Пишет ей восторженные письма, шлет цветы. «Кшесинская, – удрученно записывает в дневнике, – не ответила на мои письма, хотя я и послал ей подарок к Новому году».

Лишь однажды она позволила себе одарить его знаком внимания. Пригласила на благотворительный вечер, в котором принимала участие. Выйдя по завершению спектакля в парадный зал, показала глазами: «Вы, сударь, замечены» – и только. Неподалеку, по словам принца, прохаживался в толпе великий князь Сергей Михайлович, косил недобро взглядом в их сторону. «Просто поразительно, – сетует на страницах дневника Чакрапонг, – стоит отнестись к женщине с симпатией, как все тут же решают, что у тебя с ней роман».

Привычка нравиться толкает ее к опасным приключениям. Вся Мариинка, в особенности дамская ее половина, под впечатлением от только что вступившего в должность чиновника особых поручений при Дирекции Сергея Павловича Дягилева, обворожительного, загадочного, не расстающегося с моноклем, прозванного из-за пышных волос с эффектной седой прядью на лбу «шиншиллой». Шепотом сообщается пикантная подробность: у «шиншиллы» – нездоровый интерес к мальчикам, женщинами он не интересуется.

– Ах, оставьте, пожалуйста! Что значит – не интересуется? – вскидывает она гордо головку. – Хотите пари? Через месяц минимум он будет у моих ног!

У ног или не у ног, а «шиншиллу» видят вскоре в ее обществе – с ума сойти! Впрочем, несмотря на молву (подогреваемую самой Кшесинской) по поводу их якобы сердечных отношений Дягилев благополучно избежал ее чар. Склонный к педерастии энергичный помощник нового директора императорских театров обхаживал очаровательную этуаль с сугубо практической целью – искал с ее помощью пути к сильным мира сего для продвижения задуманных им театральных нововведений.

Она его в конце концов раскусила, он ее раскусил еще быстрее. На удивление, это лишь добавило в обоих симпатию друг к другу. Ровесники, трезво глядящие на жизнь, они обнаружили много общего в характерах – самолюбивых, властных, не терпящих соперничества, что надолго определило в дальнейшем запутанность их отношений, перемежаемых то дружбой, то враждой.

«В ту пору, – читаем в воспоминаниях Тамары Карсавиной, – она находилась на вершине своего таланта. По виртуозности она не уступала Леньяни, а по актерским качествам даже превосходила ее. Матильда сама выбирала время для своих спектаклей и выступала только в разгар сезона, позволяя себе длительные перерывы, на время которых прекращала регулярные занятия, и безудержно предавалась развлечениям. Всегда веселая и смеющаяся, она обожала приемы и карты; бессонные ночи не отражались на ее внешности, не портили ее настроения. Она обладала удивительной жизнеспособностью и исключительной силой воли. В течение месяца, предшествующего ее появлению на сцене, Кшесинская все свое время отдавала работе – усиленно тренировалась часами, никуда не выезжала и никого не принимала, ложилась спать в десять вечера, каждое утро взвешивалась, всегда готовая ограничить себя в еде, хотя ее диета и без того была достаточно строгой. Перед спектаклем она оставалась в постели двадцать четыре часа, лишь в полдень съедала легкий завтрак. В шесть часов она была уже в театре, чтобы иметь в своем распоряжении два часа для экзерсиса и грима. Как-то вечером я разминалась на сцене одновременно с Кшесинской и обратила внимание на то, как лихорадочно блестят ее глаза.