Повседневная жизнь паломников в Мекке - Слиман Зегидур Страница 20

Ну и базар! От пестроты и разнообразия одежд рябит в глазах. Полуобнаженные мужчины, облачившись в ихрам, держат совет со своими закутанными с ног до головы женами и матерями — настоящими коконами из простыней. Индианки в розовом и голубом сатине погружены в чтение Корана. Рядом с ними магрибинки из Парижа в плиссированных юбках, а теперь впервые в жизни надевшие традиционный костюм марокканской женщины: нечто вроде длинного платья с капюшоном. На арабках из Алжира коричневые накидки, длинные платки завязаны под самым подбородком и закрывают плечи. У себя на родине им и шага не сделать без того, чтобы какой-нибудь остряк не назвал их «404 покрышки». В углу чинно беседуют «плащ-палатки» — так подшучивают в Дамаске над женщинами, с ног до головы укутанными в черную ткань. Появляются турки. Коренастые, бородатые, они привлекают взгляды своей невозмутимостью и уверенностью движений. У них своя «униформа»: брюки в вертикальную серую и бежевую полоску и оранжево-коричневая рубашка. Для женщин — широкое платье, передник той же расцветки и платок. Турки, по принятому у них обычаю, достают и поднимают турецкий флаг. Появление турок производит сенсацию. Мудрые и молчаливые, они приехали в Мекку как новобранцы на войну — строем.

А вот ряды алжирцев в хаотическом беспорядке, но зато на их одеяниях-джеялабах ни одного пятнышка, а вокруг головы гордо обернут шеш — белый или шафрановый тюрбан, отличающий выходцев из Северной Африки, которому алжирцы дали насмешливое прозвище «33 оборота». Женщины прячутся в своем исламском одеянии, которое можно даже назвать «современным»: пепельно-голубой плащ, платок, закрывающий голову и шею, так что видно только лицо, причем и оно закрыто солнечными очками. Чулки и перчатки разных цветов говорят о благосостоянии мусульманки и придают ее наряду современную ноту.

Египтяне выдают свое присутствие шумом и смехом. По числу людей, страдающих ожирением, это «американцы» арабского мира. То здесь, то там мелькают фигуры нубийских феллахов, худых, безбородых, утонувших в своих черных одеждах, по форме напоминающих бутылку. Они сильно отличаются от волосатых, упитанных соотечественников. Не секрет, что в стране фараонов богатство и знатность человека определяются, помимо всего прочего, его телосложением. Как правило, более дородный оказывается и более успешным.

Зал ожидания переполнен. Повсюду среди людей, одетых в ихрам и в более-менее традиционные наряды, встречаются нелепые «смешанные» костюмы, варьирующиеся в зависимости от возможностей каждого от богатых мусульманских одежд до западного рубища. Выработалась униформа для этого сочетания: прекрасная твидовая рубашка, которую вон тот палестинец носит поверх своей абайи (восточный вариант джеллабы) — весьма элегантная примета такого костюма. Эта мода прекрасно знает увлечения и предпочтения своих последователей, у нее даже есть свои денди и свои законодатели. Вот, к примеру, марокканец в ковбойских высоких сапогах, хотя и приехал он из страны вечного зноя, а на плечах у него бурнус. В глазах таможенников он настоящий супермен. А вот кабил из Алжира: традиционная джеллаба, а глаза смеются из-под баскского берета. Эдакий паломник-«французишка». Отличились и молодые женщины, сидящие неподалеку: чтобы удобнее было сидеть, они украдкой приподнимают платья, обнаруживая под ними бледно-голубые джинсы. Но пальма первенства принадлежит сирийцу, щеголяющему в костюме-двойке и с галстуком, но с традиционной феской на голове. Кое-кто тихо фыркает от смеха, заметив на его ногах футбольные бутсы, снабженные, как и полагается, шипами.

Часы ожидания текут один за другим, и здесь уже не до веселья. Стрелки показывают полдень на «солнечном» циферблате, а на соседнем они замерли на отметке пять часов. Пять часов ожидания. Без еды, без воды, без кресел, на которых можно было бы отдохнуть. Непрерывно посещаемые туалеты исторгают тошнотворный запах. Люди заходят туда по-праздничному одетыми и вновь появляются на пороге в ихраме, готовые к пятничной молитве, а за ними поднимаются отталкивающие испарения.

Напряжение нарастает, престиж Саудовской Аравии падает. Надо думать, что он не в запахе святости среди гостей Бога. Бедных солдат, призванных поддерживать терпение путешественников, одолевают вопросами, упреками и даже угрозами те из правоверных, кого усталость и сон еще не заставили устроиться на выложенном плиткой полу. Раздаются выкрики: «Да здравствует Хомейни!» Чей-то голос: «Мы ведь не из Тель-Авива! Аллах велик!»

Солдат, обеспокоенный тем, что начинаются беспорядки, вызывает по рации подкрепление, и немедленно толпа его коллег заполняет зал. Сдержанно, но сурово они требуют соблюдать спокойствие и терпение. Спящие на полу люди просыпаются и вскакивают, и вот они уже снова готовы молиться и взывать к Богу.

Аэровокзал Джидды. 2 часа утра по солнечному календарю, 7 часов — по-мекканскому.

«Вон там зал почти свободен и там ждут полицейские!» — кричит камерунец, показывая пальцем в сторону соседнего помещения. По залу проносится одобрительное гудение. Турки, держащиеся вместе в одном углу, хранят безразличие; слегка сутулясь, они с задумчивым видом перебирают четки. Их жены позевывают или же шепчут молитвы. Алжирцы нервничают. «Во имя Аллаха, они же тоже мусульмане! Не заберем же мы вашу нефть!» — бросает старик с обманчиво ангельским выражением лица. Военные удаляются, чтобы отчитаться перед начальством. Даже под вентилятором всем жарко. Из показной набожности или из фатализма группа ливанцев и алжирцев выстраивается в ряд, чтобы начать молитву. Им не нужно исхитряться, чтобы вычислить направление кыблы, достаточно просто повернуться спиной к уборным. Стоя, они готовятся выполнять традиционные простирания под потерянным взглядом своих сидящих супруг. Подбородки вздернуты, взгляд едва ли не насмешливый. Пока остальные были заняты перебранкой с солдатами, они нашли нужное направление, пока остальные боролись с таможенниками, они обращались к Богу.

Молясь, они зевают, поглядывают на часы, переминаются с ноги на ногу и воздевают руки: «Аллах Акбар!» Падают на пол, прижимаясь носами к разбросанным окуркам, затем поднимаются и садятся на пятки, кладя руки на бедра ладонями вверх. Вновь простираются на полу, воспевая величие Бога. Какая поразительная картина, какой контраст между этими людьми, склонившимися в спокойствии и сосредоточенности, и окружающей их суетой! Молящиеся невозмутимо поднимаются, прижимают руки к сердцу и возвращаются к своим делам. Одни, скрывая любопытство, разглядывают царящую вокруг суматоху. Другие, заметно смущаясь, барабанят ногой по полу, следя за губами направляющего их молитву имама. Они почесывают низ живота, почему-то подергивают ногами и ерзают, всплескивая руками, словно устраняют невидимое препятствие. Эти жесты для многих кажутся пошлыми и недопустимыми во время молитвы, и здесь кроется еще одна причина, по которой фундаменталисты отвергают западную одежду. Дело в том, что, готовясь к молитве, верующие, помимо всего прочего, совершают омовение половых органов. Это абсолютно естественное и привычное действие, не доставляющее никаких неудобств, по крайней мере, тем, кто носит джеллабу. А вот тот, кто одет в брюки, испытывает значительное неудобство при совершении поклонов и простираний, постоянно становясь объектом насмешек. Во время поклона паховая область часто остается влажной, складки брюк давят на промежность, защемляя ее наподобие кошелька. Как только молящийся встает, он чувствует неудобство и даже боль в прищемленных деликатных частях тела. Вот откуда постыдная «гимнастика» во время молитвы, которая так возмущает пуристов.