Сотворение мира - Гор Видал Страница 22

Повисла долгая пауза. Мы прислушивались к похрапыванию евнухов. Как и все остальные, мы с Лаис знали: Дарий глаз не спускает с Гистиэя.

К нам присоединился Демоцед, всем говоривший, что учит Лаис медицине. Теперь я подозреваю, что на самом деле она учила его магии — если это не одно и то же. Когда в Сардах персидский сатрап казнил самосского тирана, он продал Демоцеда в рабство. Позже в Сарды прибыл Великий Царь Дарий и, упав с коня, порвал себе мышцы на правой ноге. Проведя всю жизнь на полях сражений, Великий Царь тем не менее был неважным наездником.

Позвали египетских врачей. В результате их сложных манипуляций и заунывного пения нога совсем онемела. Царь был взбешен.

Тогда кто-то вспомнил, что в одной из лавок держат рабом знаменитого врача Демоцеда. И тут Демоцед проявил себя смелым и очень рассудительным человеком. Он понял, что если Дарий узнает о его искусстве врачевателя, то не видать ему свободы и своего дома в Кротоне как своих ушей. И когда за ним пришли, Демоцед все отрицал.

— Никакой я не врач, — объявил он. — Это другой Демоцед был искусным лекарем.

Дарий приказал принести раскаленные железо и клещи. Тут смелость уступила место рассудительности, и Демоцед взялся за работу. Он на два дня усыпил Дария, и все это время массировал ногу, употребив все свое искусство. На третий день Дарий выздоровел, и худшие опасения Демоцеда оправдались — его назначили семейным врачом царской фамилии. Ему даже была пожалована неслыханная привилегия — посещать помещение гарема в любое время дня и ночи без сопровождения евнухов.

Это Демоцед спас жизнь царице Атоссе. Когда на одной ее груди начала расти опухоль, вызывая страшные боли, Демоцед аккуратно удалил грудь. Ко всеобщему удивлению, Атосса поправилась. Печаль египетских врачей была сравнима только с унынием жен Великого Царя.

Хотя и огорченная потерей груди, Атосса понимала, что, прибегни она к египетскому лечению (растирания больного места кобыльим молоком, змеиным ядом и толченой слоновой костью убивают вернее, чем острый меч), ей бы не миновать смерти. То, что она смогла прожить столь долгий век, изменило не только мою жизнь — этого не стоит и упоминать, — но и повлияло на судьбу всего мира. Умри тогда Атосса, ее сын Ксеркс не стал бы преемником отца. Не секрет, что возведение на трон Ксеркса было целиком делом рук его матери.

Любопытная вещь: после удаления груди у Атоссы на лице стали расти волосы. Как она ни старалась избавиться от них, используя всевозможные египетские снадобья, щетина вырастала снова. В конце концов царице пришлось наносить на лицо слой белил, чтобы скрыть красноту от всех этих средств. Эффект действительно необычный. Мать говорила мне, что после операции Атосса стала скорее мужчиной, чем женщиной.

Вскоре после спасения жизни царице Демоцед собрался по делам Великого Царя отплыть в Италию. В Таренте он улизнул с корабля и поспешил в свой родной город Кротон, где женился на дочери Милона, всемирно известного борца, — да-да, еще одного олимпийского чемпиона. Этот Милон был также полководцем, это он разгромил Сибарис.

Но вскоре Демоцеду наскучила жизнь на родине. В конце концов, большую часть жизни он провел при блестящих дворах. Он служил Писистрату в Афинах, Поликрату в Самосе и самому Великому Царю в Сузах, так что привык к придворной жизни и терпеть не мог провинцию. И вот Демоцед смиренно обратился к Дарию, не будет ли ему с женой дозволено вернуться в Сузы. Великий Царь с готовностью простил его, и Демоцед снова оказался в Персии, где пользовался большим уважением. Только его старая подруга Атосса почему-то взъелась на его молодую жену, что казалось совершенно нелепым. Зная всего несколько слов по-персидски, надоесть царице она не могла. Лаис считает, что Атосса ревновала. В таком случае слухи о ее романе с врачом похожи на правду.

Демоцед низко склонился перед бывшим милетским тираном, после чего они расцеловались в губы — у персов так принято при встрече с равными по положению друзьями. Друзьям ниже по рангу только подставляют для поцелуя щеку. Вообще говоря, Гистиэй бы тоже должен был подставить щеку, как милетский тиран он превосходил своим положением Демоцеда, но, оказавшись гостями Великого Царя, греки не придавали значения таким безделицам.

Демоцед тоже был пламенным сторонником Гиппия.

— Я знал Гиппия с его детства. Он всегда был незаурядным юношей. Он мудр и справедлив — редкое сочетание для тирана. — Демоцед беззубо улыбнулся: — В наши дни лишь Афины и Милет довольны своими тиранами.

— Были довольны. — Гистиэй стал мрачнее грозовой тучи. — Ты говорил с Великим Царем насчет Гиппия?

— Я пытаюсь, но Греция его не интересует. Он говорит об Индии и странах, что еще восточнее.

— Индия на другом конце света от Персии. — Лаис налила ему вина, и он долил в вино воды. — А Афины прямо напротив Милета, только море переплыть.

Демоцед кивнул:

— А Италия через море от Греции. Как известно, меня посылали в Кротон подготовить встречу Великому Царю. Но он не приехал, и я вернулся домой.

Это была совершенная чушь. Но не мог же Демоцед признать, что на самом деле сбежал со службы Великому Царю. Официально его проступок представили как секретную дипломатическую миссию по заданию Второй палаты царской канцелярии.

— У Великого Царя нет притязаний на западные земли. — Демоцед закашлялся в лоскут материи. Я мало встречал хороших врачей, которые бы сами постоянно не болели.

— Если не считать Самоса, — сказал Гистиэй, и его нахмуренные брови на мгновение поднялись. Самос был греческим городом на западе.

— Поликрат — тяжелый человек.

Демоцед выискивал на лоскуте следы крови. Я тоже взглянул, как и остальные. Но крови не было, и, кроме Демоцеда, это никого не расстроило.

— Мы с ним ладили. Знаю, большинство считают его…

— Вероломным и тщеславным дураком, — сказала Лаис.

— Я вечно забываю, что вы тоже были при самосском дворе, — улыбнулся Демоцед.

На его бледных деснах виднелось три нижних зуба — и ни одного верхнего. Перед едой он прилаживал в рот специально вырезанную деревяшку, упиравшуюся в нёбо, и тогда мог потихоньку жевать все, кроме очень жесткого мяса и очень черствого хлеба. Теперь я сам старик, частенько думаю о зубах и знаю, каково без них.

— Да-да, я помню вас маленькой. Вы были с отцом. Из Фракии, верно? Ну конечно! Богач Мегакреон. Серебряные рудники. Да, да.

— При дворе Поликрата я встретила своего мужа, — грустно проговорила Лаис. — И это единственное, что я могу вспомнить хорошего о тех днях. Ненавижу Самос. И Поликрата. Он был просто пиратом, и больше ничего. Он рассказывал отцу, что, когда возвращал друзьям награбленное с их кораблей, это доставляло им куда большую радость, чем если бы он их вообще не обирал.

— Да, он был пиратом, — согласился Демоцед. — Но он был великолепен. Помню времена, когда самосский двор был еще пышнее, чем у Писистрата. Помните Анакреона? Поэта? Это, пожалуй, было еще до вас. Прежде чем появиться в Самосе, он жил где-то во фракийской глуши.