Романовы. Запретная любовь в мемуарах фрейлин - Игорь Оболенский Страница 22

В Вендене мы остановились у наших друзей. Всю ночь я слышала рыдания баронессы и ее сына, раздававшиеся из соседней комнаты. В 6 утра мы отправились в Волк, где надеялись найти барона, но, впустую прождав его, уехали в Петербург одни. Лишь на следующий день барон прибыл в наш дом, и только тогда конвой наконец оставил его.

Мои гости интересовались достопримечательностями Петербурга — Эрмитажем, соборами и так далее. Те несколько дней, которые им позволили провести в столице, промчались очень быстро. Конечно же, им очень хотелось, чтобы разрешение на пребывание в Петербурге было продлено, и я попыталась им помочь. Отправилась к Белецкому, заместителю министра внутренних дел, и он дал разрешение. В этом мне очень помогла моя кузина, княжна Шарвашидзе, фрейлина императрицы.

(Княгиня Мери Шарвашидзе была фрейлиной императрицы Александры Федоровны.

О ее судьбе — в приложении № 4. — Прим. перевод.)

С началом Рождественского поста Кампенхаузенам все-таки пришлось отправиться в Сибирь. Я дала им с собой маленькую елочку. Они хранили деревце в течение всего заключения в Иркутске и когда после первой революции вернулись домой, то высадили елочку в своем саду.

После большевистской революции Кампенхаузены уехали в Ригу, но барон был арестован и выслан оттуда в качестве заложника в тюрьму в Вендене, в нескольких милях к северу от Риги. Тем не менее он не потерял себя, и когда стало известно, что антибольшевики находятся уже неподалеку от Риги, он сказал заключенному, который находился с ним в камере: «Завтра я вернусь в наш загородный дом».

Когда наступил следующий день и тюремщик назвал имя барона, он решил, что его собираются освободить, и пошел на встречу с тюремщиком с Библией в руках. Но вместо освобождения барон был расстрелян выстрелом в затылок.

(Библия и «Восхищение героями» Карлайла были среди любимых книг барона.)

Когда Венден освободили от большевиков, тело барона было перевезено в его загородное имение и там предано земле.

В настоящий момент его сыновья живут в Германии. А жена и дочери по-прежнему живут то в одной, то в другой части их старого имения, большая часть которого была конфискована согласно Латвийскому Земельному акту 1919 года.

Еще одним нашим соседом был местный доктор Лемониус — бывший военный врач Русской армии, очаровательный и образованный человек. Он был сыном директора знаменитой гимназии в Петербурге {речь идет о Вильгельме Лемониусе, директоре 3-й гимназии. — Прим. перевод.), а его жена была дочерью директора другой такой же знаменитой школы.

Вообще вся семья Лемониусов была очень талантлива: отец играл на виолончели, дочь музицировала на фортепиано. Мой муж часто присоединялся к ним со скрипкой. Мы в это время с женой Лемониуса играли в карты и слушали концерт трио. Какие счастливые времена были тогда!

Во время Великой войны (Первой мировой, 1914 года. — Прим. перевод.) часть нашего дома была превращена в госпиталь. Лемониус служил у нас бесплатно, приходя дважды в день в любую погоду и проводя операции.

Лемониус умер от туберкулеза в возрасте 70 лет. Одной из причин ухудшения его здоровья, приведшего к смерти, было горькое известие о том, что его имя находится в списке на высылку.

Еще одним нашим другом был местный лютеранин викарий Гросс, скромный, прекрасный человек. У него была больная жена и десять детей. Как прогерманцу ему тоже грозила высылка. На время мы смогли защитить его. Позднее, когда к власти пришли большевики, Гросс был помещен в новгородскую тюрьму, где и умер от тифа.

Даже страшно подумать, как мирная и культурная атмосфера всех этих домов была разрушена злобной ненавистью тех, кто их окружал.

Крестьянское население Ливонии состояло из латышей, талантливых и одаренных людей. Но казалось, что их главным чувством была ненависть к богатым землевладельцам.

Отношение рабочих нашего имения к моему мужу тем не менее всегда было очень дружелюбным, и они, да и вся нация, были чрезвычайно благодарны ему за выступление в Думе, во время которого он публично заявил, что латыши готовы к самоуправлению. После этой его речи он получил множество телеграмм с признательностью от представителей самых разных классов страны.

Это, конечно, не спасло Александра и его мать и брата от потери без какой бы то ни было компенсации почти всей их собственности после выхода Земельного Закона 1919 года.

Такая же участь постигла всех крупных землевладельцев. Все случилось во время «медового месяца» латышской независимости. Впрочем, вся Восточная Европа прошла через это, избавляясь от «ненавистной» элиты.

Латыши очень музыкальный народ, их хоры славятся поистине бриллиантовыми голосами. Они также превосходные актеры. Концерты и спектакли в местных сельских клубах неизменно становились заметными событиями в жизни общества.

Я хорошо запомнила превосходную актрису — прачку по профессии, — которая обычно играла роли комических старух. К одиннадцати часам вечера в клубе все обычно заканчивалось самым благопристойным образом. Но после того как женщины расходились по домам, мужчины начинали жестоко пить.

Женщины из народа в целом были трудолюбивы и разбирались в национальном искусстве, мужчины и женщины читали книги и газеты.

В 1914 году кузина моего мужа — графиня Орлова-Давыдова — со своими двумя чудными детьми, девочкой 9 лет и мальчиком 7 лет, приехала к нам в гости.

Их бабушка, баронесса Стааль, также составила им компанию. Она была урожденная Горчакова и являлась вдовой барона Стааль, который в течение 17 лет был послом в Лондоне.

Графиня Орлова-Давыдова во время своего пребывания у нас то и дело ездила в Петербург. Так получилось, что она оказалась в поезде, следующем в столицу, в день, когда было объявлено о начале войны с Германией.

Состав был заполнен людьми, спешащими домой с морских курортов, расположенных возле Риги. О предстоящей войне говорили с юмором, звучали даже замечания, что это пародия.

Все, конечно, теперь хотели сделать что-то особенное. Мы переделали часть нашего дома в госпиталь для выздоравливающих солдат и уже в октябре приняли первую партию.

Я навещала наших соседей и по возвращении обнаружила госпиталь полностью освещенным — мне сказали, что в 10 часов прибудут постояльцы. Мы тут же приказали заложить лошадей и вместе с соседями отправились на станцию встречать гостей. Мы прождали до 4 часов утра, и когда наконец они прибыли, сразу же отвели их в буфет и напоили горячим чаем.

Несмотря на то что стоял всего лишь октябрь, было уже довольно холодно. И потому приехавшие особенно наслаждались теплотой комнат и горячими напитками. Они проделали путь в 15 миль до Клейн Рупа.

Моими помощницами в госпитале были дочь и жена нашего арендатора. Последняя присматривала за домашним хозяйством, под ее началом находились четыре служанки и несколько мужчин, которые отвечали за наиболее сложную работу. В госпитале было 20 коек, установленных в пяти больших комнатах, работали хирургическая сестра и нянечка, присматривающие за пациентами.