АПРК "Курск". 10 лет спустя. Факты и версии - Владимир Шигин Страница 22

Я прекрасно помню Мишиного дедушку — капитана 1-го ранга Михаила Михайловича Четверякова, уважаемого всеми офицера-фронтовика, преподававшего в моем родном Киевском высшем военно-морском политическом училище. Мог ли когда-нибудь представить себе он, что сдающий ему очередной зачет старший курсант Шигин будет спустя двадцать лет писать книгу о его погибшем внуке? Мог ли подобное представить себе я, глядя на своего преподавателя? Как извилисты и необычны переплетения морских судеб, как узок и тесен наш флотский мир…

Об отце Миши Родионова я тоже слышал давно. Будучи севастопольцем, я всегда переживал за судьбу родного города. А потому, когда украинские власти начали «приватизировать» севастопольские военно-морские училища, я, как и все российские офицеры, с болью следил за разворачивающейся трагедией. Именно капитан 1-го ранга Олег Родионов, кубанский казак и боевой комбриг, прошедший Анголу, Йемен и Египет, совершил поступок, который под силу только настоящему офицеру. Начальник первого факультета отказался переприсягать Украине и подчиняться новоявленным самостийным начальникам. Прибывшему киевскому генералу он сказал прямо в лицо:

— Кто вы такой для меня? Вы можете нацепить хоть погоны американского маршала, я вам не подчиняюсь! Я российский офицер!

Несмотря ни на что он продолжал ходить на службу и командовать курсантами — теми, кто остался верен России, кого он учил быть людьми чести. Украинские власти уже уволили его со службы как «опасный элемент», а он все не мог бросить на произвол судьбы своих мальчишек. И они оставались преданными ему до конца. Даже когда новые начальники запретили пускать Родионова на территорию училища, ребята приходили вечерами к его дому и, стоя под балконом, хором кричали: «Олег Федорович! Мы с вами!»

Дослуживал капитан 1-го ранга Родионов до своего увольнения в запас в оперативном управлении Черноморского флота. Мне невозможно даже представить, чтобы в такой семье сын не брал пример с отца! Родионову-младшему тоже пришлось нелегко. Мальчишек — патриотов России травили и унижали, их провоцировали и отчисляли из училища, но они держались и верили, что нужны Родине и она их не бросит в беде. Доучивался Миша уже в училище имени Ленинского комсомола.

Из письма Жени Родионовой:

«С Мишей мы познакомились летом на дискотеке в Севастополе, куда я пришла с девчонками. Потом долго бродили по городу, и Миша рассказывал о себе и о своей семье. В то время он учился в Ленинграде в училище подплава и был в отпуске у родителей. Потом мы стали встречаться, гуляли, ходили на пляж. Пришло время, и Миша уехал в училище. А зимой приехал и подарил мне плюшевого мишку. Сказал: „Это я тебе дарю себя!“ В 1995 году он выпустился из училища, а я окончила школу. Опять разлука: Мишу направили в Видяево, я поступила в медучилище. А через год он забрал меня на Север. Сказал, что это проверка на прочность. Именно тогда я поняла, как правы те, кто говорит, что с милым рай и в шалаше. Хотя, честно говоря, у нас тогда и шалаша не было… Затем я вернулась домой. Вскоре Миша получил квартиру, которая была так запущена, что просто страх, сделал в ней ремонт. Руки у него были действительно золотые. Прошел еще год. Миша приехал в отпуск и сделал мне предложение. Свадьбу хотели сделать красивую, но отсутствие денег помешало. Мишины родители хотели помочь, но он отказался. Все хотел делать сам. Пришлось просто расписаться…»

Расписывали Мишу с Женей там же, в Видяеве. Счастливые, они возложили цветы к памятнику погибшим в океане подводникам. Разве могли они тогда представить, что судьбой им даровано всего каких-то неполных два года совместной жизни, что придет время, и уже одна Женя будет приносить цветы к обелиску, поставленному в честь Миши и его товарищей.

«…Наступил день, когда я сказала Мише, что у нас будет маленький. От этой новости он был на седьмом небе и просто светился от радости. Самое главное, что он очень старался отгородить меня от всех неприятностей и забот. Так уж получилось, что долго пришлось лежать в больнице в Мурманске. Но каждые выходные я видела под окнами своего любимого мужа. Он очень переживал, хотя вида не показывал. Когда родился сын, мы его назвали Олегом в честь Мишиного отца. Перед моей выпиской к нам домой пришли друзья, устроили настоящий аврал, навели стерильный порядок, собрали кроватку. Когда он меня встречал из роддома, взял на руки Олега и сказал многозначительно: „Я чувствую его вес!“ Ах, какие мы были счастливые! И хотя я знала, что вырастить ребенка непросто, я знала и то, что я за каменной стеной, рядом со мной любовь, забота и полное понимание. Именно таким был мой Миша. Сколько раз, давая мне поспать, он по ночам вставал к Олежке (он звал его „наш чупа-чупс“)! Дома у нас большая аудиотека, и Миша очень серьезно занимался „музыкальным воспитанием“ сына, едва тот начал вставать в кроватке. Когда Олег подрос, они уже все ремонтировали дома вместе с папой. Разложат инструменты и возятся. Наши друзья Мише так и говорили: „Родионов, у тебя ребенок и родился, наверное, с отверткой!“ Все у нас было в строю: кипятильник кипятил, машинка шила, а часы отсчитывали время. Разве знала я тогда, что его осталось у нас уже так мало! Если бы только можно было его тогда остановить…

В апреле 2000-го Мише дали отпуск, и мы всей семьей поехали в Севастополь к родным. Потом Миша поехал в Видяево, а мы еще остались погреться на солнышке. Провожали мы его всей семьей. Последний раз он позвонил нам 8 августа. Обычно Миша всегда был веселым и общительным, а на этот раз больше молчал и, прощаясь, сказал: „Я без вас очень устал!“ Говорят, что перед выходом в море, он зашел в магазин и сказал нашей общей знакомой: „Иду в море делать карьеру, ведь у меня растет сын!“ Это были его последние слова, о которых мне рассказали. 14 августа мы с сыном и родителями были на пляже. В новостях передали об аварии на подводной лодке „Курск“. Я этого сообщения не слышала. Родители Миши у меня уточнили, на какой лодке вышел в море Миша. Я сказала, что на „Курске“. „Курск“ затонул! — сказал кто-то из них. Я сначала не поверила, но когда сама услышала новости, меня просто ловили по пляжу. У меня была истерика. Потом долгие дни возле телевизора. Но с каждым днем сообщения были все более малоутешительными. 16 августа я вылетела в Видяево. Олежку оставила с родителями. Что было дальше в Видяеве, я просто не помню. Когда не стало моего самого любимого человека, солнце померкло и жизнь остановилась. Прошло время, но легче так и не стало. Просто я начала осознавать, что у меня осталась частичка моего Мишеньки. Сейчас мы с Олежкой живем в Видяеве. Я постараюсь вырастить его достойным своего отца».

* * *

На пульте управления ядерной энергетической установкой АПРК «Воронеж» собрались офицеры. Мы беседуем. Поначалу все стесняются откровенничать, но затем, поправляя и подсказывая один другому, начинают рассказывать о своих друзьях с «Курска»: «Капитан-лейтенант Леша Шевчук был у нас очень соображающим в радиоэлектронике. Наверно, больше всего на свете он любил паять и что-то ремонтировать. Одно слово — труженик. Даже в памяти остался именно с паяльником в руке.

Старший лейтенант Андрей Панарин — этот упрямый был, до всего хотел дойти сам, все узнать до последней мелочи. По характеру сдержанный и очень спокойный. Расскажешь ему один раз, он выслушает и говорит: „Повтори еще разок, но только поподробней!“ За год службы все узнал в совершенстве. По маме у него немецкие корни, но сам он родом из-под Ташкента.