Афганская война ГРУ. Гриф секретности снят! - Геннадий Тоболяк Страница 22

Характер каждого человека индивидуален, – размышлял я о сложившихся проблемах в коллективе разведчиков, – у одного человека в крови бахвальство, у другого – лень и жестокость. Плохо бывает в тех коллективах, в которых начальник коллектива, разного по характеру и темпераменту, теряет вкус к реальным делам, потворствует своим поведением развитию низменных качеств подчиненных, тогда жди беды или скандала.

«Почему все-таки нет проблем в коллективах, где наведен порядок в дисциплине, где уважительное отношение начальника и подчиненных? – размышлял я. – Все дело в начальнике. Какой начальник, таковы и подчиненные. Стало быть, все дело во мне, а не в людях, какой бы они ни были национальности, расы». Однако это очень сложный вопрос для понимания в многонациональном российском государстве. Чтобы убедиться в этом, послушаем, что сказала на этот счет Новелла Матвеева:

«Чуть намекни на царствие Христово – уж вопли: «Русь многонациональна! Чай, здесь не только русские живут!» Но если разговор пойдет о грязи, крысиных свалках, подстреканиях, смутах. «Я ни при чем! – чужак вопит в экстазе, – в России только русские живут». Стало быть, я, русский, в ответе за все.

Умирающий свет от догорающей свечи вновь заставил меня приняться за работу, чтобы закончить ее к утру. По отчетам я знал, что террор и разруха в Кандагаре стали хорошей школой воспитания подростков жуликами-ворами, а отсутствие твердой власти создало условия к насилию и грабежу.

Агент «Табунщик» говорил оперативному офицеру:

– Пока я был в городе, мою квартиру обокрали и самое забавное, что я сам помогал себя обворовывать. Из дома выносили вещи, один из воров, как потом оказалось, попросил меня помочь ему загрузить в кузов машины тяжелый ковер. Я помог ему, подумал: «У меня в квартире такой же, как этот ковер!» Когда я поднялся в свою квартиру, открыл дверь, сразу понял, что стал жертвой грабителей. Бросился их догонять, но тщетно, их след простыл!

Под утро вернулся Саротин от Сары. Зашел ко мне, сказал, что его мучает бессонница и он прогуливался вдоль забора у дороги. Я ничего не сказал, что знаю, где он был, промолчал, лишь спросил:

– Цены в бордель старые или изменились?

Саротин открыл рот от неожиданности, процедил сквозь зубы:

– Стало быть, вы все знаете! Чувствую руку Микаладзе!

Майор постоял минуту-другую, сказал:

– А вам, командир, пора отдохнуть. Нельзя так себя истязать по пустякам!

– К сожалению, Лев Яковлевич, отдыхать не пора. «Не один Стерн был рабом пера своего», – как заметил Н. М. Карамзин в повести «Наталья, боярская дочь».

Похоже, что майор Саротин ничего не понял из того, что я сказал, лишь покачал головой, поспешно вышел из комнаты.

Я стал разбирать документы, привезенные из Кабула, неожиданно из папки бумаг выпало письмо из дома. Я поднял его. Прочел первые строчки. Все остальное помнил наизусть.

– Здравствуй, милый и дорогой Генашенька! – писала жена, Лидия Иосифовна, из Москвы в Кабул, где я какое-то время находился…

Задумался. Перед глазами появились ласковые, родные лица жены и дочерей: Марины и Елены. О них я постоянно скучал, тосковал, знал, что нескоро смогу увидеть семью, причиной тому – война, в которой я участвовал и нес свой нелегкий крест. Свеча погасла. Сидел в темноте.

«Что ждет меня здесь, в незнакомой и враждебной стране? – подумал я. – Судьбе было угодно загнать меня в Афганистан, а все потому, что я разведчик, очень нужный инструмент при всех режимах и конфликтах. Порой я даже ненавидел свою профессию разведчика, как раб-каменотес свое занятие, но, будучи в отпуске без дела, скучал по работе, ловил себя на мысли, что служба Отечеству и есть мое призвание».

Открыл форточку, раздвинул шторы. Светло. Свежий ветерок с запахами весны проник в комнату. На улице было тихо и спокойно. Никто не стрелял, лишь раздавался слабый шелест листьев, разнося аромат свежести и тепла приближающегося лета.

Город Кандагар спал. Ночная власть оппозиции Бабрака Кармаля заканчивалась с наступлением дня и переходила в руки народной власти. Вспомнил слова полковника Шамиля, начальника Кабульского разведывательного центра: «Тебе, Геннадий, придется тяжело в Кандагаре. Это я знаю. Но я знаю и другое – что ты выполнишь поставленные перед тобой задачи, иначе грош нам с тобой цена, если один из лучших и опытных офицеров Центра не справится с поставленной задачей!»

– Не сомневайся, Шамиль, – сказал я сам себе, – я выполню поставленную задачу. Иначе действительно грош мне цена!

Всю ночь я провел на ногах. У меня созрел план работы по борьбе с басмаческим движением в Кандагаре, но все еще оставалось какое-то внутреннее беспокойство, доносящееся из итогового, четвертого списка, как холодное дыхание секретного врага, действующего скрытно, незаметно, тайно, прицеливающегося мне прямо в сердце из своего укрытия, тайком подсматривающего, чем я теперь занимаюсь.

Свеча давно погасла. Я оставался на прежнем месте, стараясь обрести покой и уверенность, что моя миссия в Кандагаре принесет свои плоды и закончится удачно. Незаметно заснул.

– Попался наконец-то, Тоболяк! – услышал чей-то незнакомый голос. Вздрогнул всем телом. Открыл глаза, огляделся – никого. Понял, что спал недолго и беспокойно. Хотел лечь в кровать и отдохнуть хотя бы часок, как вдруг услышал разговор часового с кем-то посторонним.

– Срочно буди полковника Тоболяка! – сказал чей-то строгий голос. – Я – прапорщик Михайлов, посыльный из бригады Шатина. Тоболяку секретный пакет.

Я не стал ждать, когда часовой начнет стучать в дверь «Мусомяки» и разбудит всех, поспешно вышел из комнаты, чтобы узнать, в чем дело.

Посыльный, прапорщик Михайлов, оказался молодым, красивым человеком, с колючими серыми глазами. Голос посыльного зычный, как иерихонская труба, и никак не соответствовал красивой внешности и интеллигентности прапорщика, способного не только разбудить спящих, но и разрушить стены «Мусомяки».

– Что случилось, молодой человек? – спросил я, выходя навстречу прапорщику. – Я полковник Тоболяк!

Где меч царил в былые времена,

видна рука гражданского порядка.

Прапорщик Михайлов протянул мне пакет, коротко сказал:

– Комбриг Шатин на словах сказал, чтобы вы немедленно ехали в штаб бригады по срочному делу, и незамедлительно вместе со мной. Дело касается вас и ваших подчиненных. На ночь дорога в штаб бригады минируется, как проехать в штаб по незаминированному участку, знают немногие в бригаде, включая меня. Поэтому, товарищ полковник, садитесь, пожалуйста, в мою машину, а ваша пойдет следом.

Я отошел чуть в сторону от автомашины прапорщика Михайлова, раскрыл пакет, стал читать. Шатин сообщал, что при прочесывании военным патрулем кандагарского рынка была задержана группа людей. Все они были при оружии и лишь один успел оказать сопротивление и был застрелен. Трое других – арестованы. Личность одного из них представляет интерес. Прошу прибыть вместе с переводчиком Хакимом. Как говорил еще в детстве мой отчим, Казанцев Петр Алексеевич, участник Гражданской и Великой Отечественной войн, солдату собраться в дорогу что гражданскому подпоясаться, раз-два – и готово!