Веяние тихого ветра - Франсин Риверс Страница 23

— А по мне, так она достаточно крепка, раз прошла такой путь. Не думаю, что она умрет от страха перед тем, что ей придется делать в храме.

— Готов поспорить на свой рацион соли, она покончит с собой еще до того, как вы достигнете Ефеса.

— Зачем ей это нужно?

— Вы не знаете иудеев. Эта скорее умрет, чем будет служить тому, кого она называет языческим богом, — он схватил Хадассу за тунику и притянул ее к себе, — впрочем, дело твое. Бери ее. Мне только забот меньше.

Хадасса похолодела, когда работорговец снова посмотрел на нее. Ее спина покрылась холодным потом. В лицо девушке ударила краска, и она покачнулась. Рука воина, крепко державшая ее за тунику, не дала ей упасть, а ефесянин продолжал ее осматривать.

Наконец, сощурив в задумчивости глаза, покупатель сказал:

— Пожалуй, ты прав. Того и гляди, она уже сейчас умрет, — он презрительно щелкнул пальцами и пошел дальше. — Ох уж эти ненормальные иудеи. Лучше пойду, посмотрю египтянок.

Молодой воин отпустил девушку и пошел было за покупателем. Хадасса импульсивно схватила его за руку.

— Да благословит тебя Бог за твою милость, — сказала она и поцеловала руку воина.

Он отдернул руку.

— Ты меня уже благодарила один раз. Помнишь? Я дал тебе зерна, а ты… — он усмехнулся. — Я все время смотрю, как ты молишься. Миля за милей, месяц за месяцем. Что толку–то тебе от этого?

Ее глаза наполнились слезами.

— Что толку? — спросил он, на этот раз уже сердито, очевидно, желая услышать от нее ответ.

— Еще не знаю.

Он слегка нахмурился, внимательно глядя ей в глаза.

— Ты ведь по–прежнему веришь? Ненормальная. Все вы какие–то сумасшедшие. — Он уже повернулся, но потом снова оглянулся, лицо его было суровым, холодным. — Не оказал я тебе никакой милости. К рабыням в храме очень хорошо относятся. Особенно к жрицам любви. Ты еще когда–нибудь проклянешь меня.

— Никогда.

— Вернись в строй.

— Я никогда тебя не прокляну, — сказала она и повиновалась ему.

Работорговец купил десять женщин и уехал. На следующий день приехал греческий работорговец. Хадассу взяли в качестве рабыни для работы по дому. Связав с десятью другими женщинами, ее повели по улицам Антиохии. Маленькие смуглые мальчишки бежали рядом, швыряли в них навозом и обзывали их унизительными словами. Одна иудейка огрызнулась на них, после чего вместо навоза в женщин полетели камни. Стражники отогнали мальчишек, а потом раздели и избили ту женщину. Чтобы окончательно унизить ее, они заставили ее остаток пути идти обнаженной.

Взору Хадассы предстали корабельные мачты, а в лицо ей подул Морской ветер, навеяв воспоминания о родной Галилее, об отце, матери, брате и сестренке. Ослепленная накатившими на глаза слезами, она споткнулась, когда вместе с остальными женщинами стала подниматься на борт по трапу.

Затем Хадасса спустилась по крутым ступенькам и пошла по узкому проходу между рядами потных рабов, сидевших за веслами. Чернокожие эфиопы, голубоглазые британцы, темноволосые галлы равнодушно смотрели на нее, когда она проходила мимо них. По второму трапу женщины спустились в трюм. В нос ударил смрад от испражнений, мочи, пота и рвоты.

Спускаясь, Хадасса увидела какие–то движущиеся фигуры. Привыкнув к темноте, она поняла, что это отдыхающая смена рабов, сидящих за веслами. «Женщины», — произнес кто–то из рабов по–гречески, и по тону, каким это слово было произнесено, можно было судить, сколько лет этот раб не видел ни одной женщины.

С женщин сняли веревки, и клеть над ними закрылась. Щелкнули засовы. В течение последующих секунд кто–то схватил обнаженную женщину, ее крик быстро утих, и ему на смену пришли другие ужасные звуки. Хадасса отползла в сторону, шатаясь уберечься от той страшной возни, которая началась в темноте. Между двумя мужчинами завязалась драка. Крики и шум напоминали рычащую преисподнюю, и Хадасса в диком ужасе спряталась в самом дальнем и темном углу трюма.

В конце концов драка утихла, и Хадасса услышала женские истерические рыдания. Потом кто–то пнул женщину ногой и приказал замолчать, и она медленно, ползком двинулась вдоль дощатой обшивки, в поисках места. Когда она оказалась поблизости, Хадасса протянула к ней руку и дотронулась до нее. Женщина вздрогнула, и Хадасса тихо сказала ей: «Здесь, рядом со мной, есть место».

Когда женщина придвинулась ближе, Хадасса увидела, как ее трясет. Ее трясло все сильнее. Хадасса почувствовала ее холодную и потную кожу. Она не могла найти слов, чтобы утешить эту женщину, хотя ей очень хотелось это сделать. Женщина снова заплакала, стараясь на этот раз заглушить свои рыдания, уткнувшись лицом в согнутые колени.

У Хадассы перехватило горло. Она сняла свою верхнюю одежду и отдала ее женщине, оставшись только в длинной серой тунике. «На, возьми», — мягко сказала она. Трясясь, женщина взяла одежду. Хадасса обняла женщину и прижала ее к себе, поглаживая по растрепанным волосам, как когда–то она гладила по волосам свою мать.

— Блаженна неплодная женщина, которая никогда не увидит, как ее дитя доживет до такого, — простонал кто–то в темноте.

Затем среди находившихся в трюме воцарилась тишина. Ее нарушали только скрип корабля, удары барабана, задающие ритм гребцам, да скольжение весел. Несколько раз в день клеть открывали и отдохнувших рабов гнали на палубу, за весла, а уставшие спускались вниз. Иногда раздавался резкий свист кнута, после чего все слышали крик боли того, кто оказывался не слишком проворен, работая веслом.

Дни сменялись ночами. Хадасса спала, просыпалась, когда щелкали засовы, открывалась клеть, после чего либо гребцы сменяли друг друга, либо в трюм приносили скудную еду. Некоторые не могли вынести качку, им становилось плохо; да и без этого в трюме было ужасно. Воздух был спертым и нездоровым. Хадасса с нетерпением ждала глотка чистого воздуха и вспоминала Галилею.

Когда корабль проходил вдоль Ликийского побережья, начался сильный шторм. Корабль бросало по волнам высоко вверх и глубоко вниз, а ветер стонал и завывал. Рабов охватила паника, все держались, кто за что мог, и взывали на десятке языков к десяткам своих богов, моля спасти их.

Ледяная вода проникала в трюм и плескалась там взад–вперед; туника Хадассы, державшейся за ребро корпуса корабля, промокла насквозь. Дрожа от холода, девушка стучала зубами и молча молилась среди крика остальных рабов. Корабль подбрасывало на волнах так высоко, что казалось, будто он уже парит над водой. После этого он так стремительно устремлялся вниз, что вместе с ним и все внутри Хадассы, казалось, тоже летело вниз. Корабль с силой ударялся о воду, и его сотрясало так, что казалось, будто он вот–вот расколется пополам.

— Мы погибнем здесь! Выпустите нас!

Когда вода в очередной раз лилась с палубы в трюм, мужчины в страхе цеплялись за клеть. «Выпустите нас! Выпустите нас!» В тот момент, когда корабль очередной раз устремился вниз по волне, кто–то упал на Хадассу и сломал тот поручень, за который она держалась. Затем корабль снова приподняло, ее отбросило в сторону и она ударилась о какую–то балку. Рев бушующего моря походил на рык дикого зверя. Корабль пошел вниз, и Хадасса почувствовала, как вода в очередной раз окатывает ее с ног до головы. О Отец Небесный, помоги нам! Спаси нас, как Ты спас учеников в Галилейском море. Хадасса хотела ухватиться за поручень, но не нашла его. Затем что–то сильно ударило ее по голове, и она застонала. В глазах все потемнело, и она словно куда–то провалилась.