Перелом. От Брежнева к Горбачеву - Олег Гриневский Страница 24

Но все это, скорее, относилось ко второму этапу Конференции. А когда он начнется и начнется ли вообще — неизвестно. Поэтому главное внимание в советской столице решили обратить на содержание первого этапа Конференции — мерам доверия и безопасности. Но и здесь французский план вступал в противоречия с советскими интересами, как они определялись тогда Кремлем.

Ведущая роль в нем отводилась пресловутой «транспарентности» (прозрачности) путём обмена информацией о структуре и размещении сухопутных войск, а также военных бюджетах. По меркам того времени это было вторжение в святая святых советской военной машины, откровенный шпионаж, слабо прикрытый зонтиком мер доверия.

Далее следовали меры по уведомлению за 45 дней о всех воздушно— наземных учениях и перебросках войск, превышающих 12 тысяч человек, 200 бронемашин и 100 самолетов. Сами по себе уведомления об учениях и перебросках войск не вызвали в Москве ни энтузиазма, ни возражений, поскольку американские спутники все равно засекали подготовку к ним даже на ранней стадии. Но параметры уведомлений, предлагаемые французами, считались слишком жесткими или, как говорили на Западе, «интрузивными». Советские военные не без основания опасались, что это не только раскроет, но и затруднит повседневную деятельность войск. Ведь по сути дела речь шла об уведомлениях с уровня одной советской дивизии. А ее посылали не только на учения, но и на уборку картошки и на ликвидацию последствий стихийных бедствий, да и на подавление внутренних беспорядков.

По этим же причинам резкие возражения вызвало французское предложение об обязательном посещении иностранными наблюдателями всей уведомляемой военной деятельности. И, разумеется, анафеме были преданы предложения об инспекции в любой форме — обязательной, по запросу или даже по приглашению. На них сразу же было поставлено клеймо — шпионаж.

Зато определенный интерес вызвало французское предложение об ограничении военных учений потолком в 60 тысяч человек. Такие крупные учения Советский Союз проводил редко. А в НАТО крупные учения с привлечением большого числа самолетов и кораблей бывали чуть ли не ежегодно. Поэтому у советских военных, естественно, возник соблазн создать препоны проведению таких учений НАТО.

В целом же отношение советского министерства обороны к французским предложениям было скептическим. Отражая специфические позиции Франции, которые в некоторых случаях могут не совпадать или даже противоречить позиции США, эти предложения явно не сбалансированы и ставят НАТО в более выгодное положение. К тому же в Москву начала поступать информация, что они встречают негативное отношение в Вашингтоне. Там вообще не хотят созыва европейской конференции по разоружению. А нам разве очень нужна эта конференция?

Однако МИДу удалось отстоять тогда саму идею проведения Конференции по разоружению в Европе, вложив в нее, разумеется, свое содержание, отвечающее интересам Советского Союза. После кратких консультаций с европейскими союзниками на встрече министров иностранных дел в Будапеште 15 мая 1979 г. было выдвинуто предложение о созыве Конференции по военной разрядке и разоружению в Европе. На первом ее этапе должны быть приняты меры понижения уровня военной конфронтации, включая ограничение военной деятельности. А на втором этапе — разоружение.

Полгода спустя — в декабре 1979 года — на совещании Комитета министров иностранных дел (КМИД) стран Варшавского договора в Берлине была выработана концепция, определявшая цели, содержание и порядок работы этой конференции. На первом этапе предполагалось сконцентрировать внимание на мерах доверия, намного развивающих хельсинкский пакет договоренностей:

— уведомление о крупных военных учениях, проводимых в районе, определенном Заключительным актом, но не с уровня 25 тыс. человек, а с уровня 20 тыс. человек, и не за три недели, а за месяц;

— уведомление о передвижениях сухопутных войск в том же районе с уровня 20 тыс. человек;

— уведомление о крупных военно— воздушных учениях в этом районе;

— уведомление о крупных военно— морских учениях, проводимых вблизи территориальных вод государств — участников Общеевропейского совещания;

— ограничение масштабов проводимых военных учений уровнем 40— 50 тыс. человек.

Меры военной разрядки и разоружения, подчеркивалось в итоговом документе совещания КМИД, будут тем более эффективными, чем больше они будут сочетаться с политическими и договорно— правовыми шагами по уменьшению опасности возникновения войны и укреплению гарантий безопасности государств. В этой связи вновь предлагалось заключить договор о неприменении первыми как ядерных, так и обычных вооружений. В качестве других политических мер назывались «нерасширение» военных союзов и в конечном счете их роспуск, а также создание безъядерных зон. [40]

Этот подход по сути дела без изменения был подтвержден на совещании Политического консультативного комитета в Варшаве (14— 15 мая 1980 года). На нем руководители социалистических стран призвали всех участников Общеевропейского совещания занять в вопросе о конференции конструктивную позицию, чтобы уже на мадридской встрече СБСЕ можно было принять решение о ее созыве. [41]

Теперь вопрос о созыве Конференции по разоружению переносился в Мадрид на очередную конференцию СБСЕ, которая должна была рассмотреть все аспекты выполнения Хельсинкского заключительного акта. Международная обстановка, в которой 11 ноября 1980 года открывалась эта встреча, была не простой. Неделей раньше президентом США был избран Рейган. В Москве видели в этом предвестие усиления милитаристских тенденций в политике США, а значит, обострение конфронтации.

И с первых дней Мадридской встречи там развернулась острая борьба.

В своем заявлении на открытии Мадридской встречи глава советской делегации заместитель министра иностранных дел Л.Ф. Ильичев четко определил: созыв КРЕ для Советского Союза — задача приоритетная. В числе главных проблем, стоящих перед Европой, он назвал укрепление мира, военную разрядку и разоружение. Поэтому решение о созыве конференции явилось бы важным вкладом в развитие общеевропейского процесса. [42]

Большинство западноевропейских участников НАТО тоже выступили в пользу конференции. Но поставили условие: её созыв должен рассматриваться на основе предложений Франции. С различными оттенками идея конференции была поддержана также нейтральными и неприсоединившимися (Н+Н) странами.

С удовлетворением, граничащим со злорадством, советская делегация сообщила в Москву, что в выступлении руководителя делегации США Гриффина Белла вопрос о конференции обойден молчанием. Он ограничился лишь туманным намеком о готовности США присоединиться к «изысканию полного потенциала мер доверия», упомянув, что эти меры должны быть важными в военном отношении, проверяемыми и применимыми ко всей Европе. [43] Из этого советская делегация сделала вывод, что в программе американской дипломатии на Мадридской встрече нет места для Конференции по разоружению.