Разведчик в Вечном городе. Операции КГБ в Италии - Леонид Колосов Страница 25

Такого чудного, домашнего, уютного, ласкового вечера у нас с Володей не было уже давно. «Пир духа», — как сказал однажды разрушитель Государства Советского, политический хамелеон Михаил Горбачев. Кстати, с этой дефиницией произошел смешной казус. После одной из театральных премьер во МХАТе Олег Ефремов пришел на другой день на работу очень расстроенным. Собрал своих самых близких коллег, грустно сказал: «Пьеса завалилась. Вчера, после премьеры, прорвался через охрану к Горбачеву, который сидел в правительственной ложе со своей мадам Раисой, спрашиваю: «Какое ваше впечатление от спектакля, Михаил Сергеевич?». А он посмотрел на меня рыбьими глазами и говорит: «Это не спектакль, а пердуха…» Я с тем и ушел… Только потом выяснилось, что красноречивый, но до сих пор находящийся в неладах с дикцией бывший генеральный имел в виду хвалебные слова: «Пир духа». Но это так, как говорится, к слову…

А тогда, после нашего «Пира Духа», ушли мы от девушек около четырех часов утра. Потихоньку ушли, на цыпочках, озираясь по сторонам. «Знаешь, старик, — восторженно произнес Володя, когда, как показалось, мы, никем не замеченные, выскользнули на улицу, — это просто фантастика! Давай поспим часа два, а потом рванем на рынок и купим два букета роз. И бросим их на постели нашим лапушкам, а?» У меня вновь что-то засвербило на сердце, но я согласился.

С двумя роскошными букетами белых роз мы снова пробрались в гостиницу. Дверь номера девушек оказалась незапертой. Тихо вошли. Лиля и Регина мирно посапывали в своих кроватях. Положив розы в ноги девушкам, мы неслышно удалились…

А двумя часами позже я уже шастал с «искусствоведом» Василием Ивановичем по генуэзским магазинам и рынкам. Ему надо было купить много и подешевле. На последние пять пунктов, приходившиеся на тещу, у Василия Ивановича не осталось денег. Он грустно и растерянно посмотрел на меня: «Да, просчитались маленько. Теща мне этого не простит». «Ничего, не огорчайтесь, — сказал я бодро, доставая бумажник. — Я не обеднею, а тещу обижать нельзя». Мне показалось, что Василий Иванович вот-вот заплачет и станет меня обнимать. Но он сдержался. Когда «тещина программа» была перевыполнена, мой спутник произнес прочувственные слова: «Леонид Сергеевич, дорогой, я тебе этого никогда не забуду. Особо отмечу, когда вернусь в Москву, твое активное участие в оперативной работе во время выставки и отличную помощь нам, чекистам». Нагруженные пакетами, мы дотащились до гостиницы, внесли покупки в номер Василия Ивановича и распрощались. «Преогромное тебе русское спасибо, — еще раз произнес он, крепко пожимая мне руку. — Будешь в отпуске в Москве, заходи обязательно. Ты меня найдешь во Втором главке».

Ну, а я, побродив довольно долго по Генуе, дабы убедиться, что за мной нет «наружки» — наружного наблюдения итальянской контрразведки, пошел на встречу с ценным агентом. Получив сведения от сенатора, а именно такого уровня был мой агент, я отправился восвояси. Как стало потом известно, добытая мною политическая информация была срочно доведена до сведения аж самого Алексея Николаевича Косыгина и получила, как мне доложили, его благосклонное одобрение.

Лилю и Регину, щедро одаренных нашими сувенирами, мы провожали в Москву, что называется, со слезами на глазах — так нам понравились прелестные манекенщицы. Лиле я даже посвятил такие вот декадентские вирши:

А потом закрутилась обычная жизнь. Утром — экстренное чтение наиболее престижных газет, чтобы не проворонить важных событий, потом — быстро состряпанная информации или статейка для газеты (редакция вызывала меня каждый день в 9 утра по итальянскому времени), которые практически каждодневно диктовал я по телефону нашим милым и терпеливым стенографисткам, затем — также почти что ежедневные встречи с агентурой, которые вместе с проверкой занимали часа три-четыре, а то и все пять. А в заключение — бдение в резидентуре допоздна, чтобы обработать полученную информацию, написать шифротелеграммы и получить: или «ЦэУ» — то бишь ценные указания резидента на ближайшее и отдаленное будущее, или очередной втык. Было, естественно, и то и другое вместе с небольшой лекцией о необходимости вести нравственную и скромную жизнь, достойную коммуниста и чекиста.

В отпуск, в Москву, я отправился, помню, в июне, с неплохими, кстати, результатами по оперативной работе. Имелись также перспективные заделы на будущее. Явившись в «контору» с «омаджиками», то есть сувенирами для приятелей из нашего Пятого (тогда) отдела, я предстал в тот же день перед своим шефом-начальником. Принял он меня суховато, хотя и похвалил за «достигнутые успехи». А после часовой беседы молвил: — Леонид Сергеевич, вам надлежит завтра явиться на заседание парткома ПГУ в 11 часов 15 минут.

— Зачем?

Мой вопрос был, конечно, не только наивным, но и глупым. Начальник презрительно поглядел на меня:

— Не знаю, товарищ Колосов. На парткоме вам все объяснят.

Членом парткома от нашего отдела был доброй памяти Валя Каванов, мой приятель. Он работал одно время в Италии по линии «Гэ Пэ» — «Главный Противник», но нарвался на «подставу», то есть на провокатора итальянской контрразведки, и ему пришлось срочно «мотать» из Италии. Такое случалось в нашей разведжизни не так уж редко. Я нашел Валю в отделе.

— Старик, зачем меня тянут на партком?

— Вот ты, кстати. А я тебя искал, чтобы спросить, в чем дело… В повестке записано кратко: «Об аморальном поведении в Генуе т.т. Колосова и Ермакова (корреспондента «Правды») во время торгово-промышленной выставки». Большего мне выяснить не удалось. Вы что, трахнули там кого-нибудь?

— Да нет. Возили только в Портофино двух знакомых манекенщиц. А потом посидели у них в номере гостиницы.

— Посидели или полежали?

— Посидели, клянусь. Ничего серьезного не было, сам же понимаешь, какая там была обстановка.

— Понимаю, понимаю… — Валя явно засомневался. — Но ты, старик, лучше говори всю правду. Там у них на вас с Володенькой телеги лежат преогромные, со всеми подробностями. Ты знаешь наших контрразведчиков. Им только попадись — душу вымотают. Ведь надо же отработать командировочные… Сколько было баб?

— Две. Но они очень порядочные…

— Понятно. А сами они не могли проболтаться? Своим близким подругам, например.

— Не думаю. Они не впервые в загранпоездках.

…Секретарь парткома глядел на меня ласково и улыбался весьма добродушно. Перед ним лежала папка, видимо, с «телегами» на меня и Ермакова вместе с прочими оперативными бумагами.

— Леонид Сергеевич, вы, как тут мы прочитали, прекрасный оперативный работник, хороший семьянин. У вас высоконравственная жена, которая активно помогает и в наших делах, двое прелестных дочерей. Какого черта потянуло вас на этих!… девушек в Генуе? Вы что, очень большой любитель женщин?

Я решил продолжить разговор в шутливо-доброжелательном тоне.