Дзержинский. От "Астронома" до "Железного Феликса" - Илья Ратьковский Страница 25

Работа среди рабочих, среди которых встречались и штрейкбрехеры, и провокаторы, была порой опасна для жизни. Агитаторов встречали по-разному. Между ними и отсталыми рабочими бывали столкновения, нередко и потасовки. Жертвой одного из инцидентов оказался и Феликс Эдмундович и его друг А. Гульбинович, одно из прозвищ которого было «Поэт». Рабочие завода Гольдштейна поймали Яцека и его товарища и сильно их избили. «Мне нанесли ножевые раны по правому виску и голове, — вспоминал позднее Феликс Эдмундович. — Доктор Домашевич потом зашил рану. Поэта меньше избили, так как он сразу свалился с ног, а я защищался…» [242].

Стремясь хоть как-то обезопасить себя от подобного в будущем, Феликс Дзержинский позднее в карманах всегда носил вскрытую пачку махорки, для того чтобы бросить в глаза нападавшему на него. Безропотно терпеть побои, даже от рабочих, Дзержинский не желал.

Вскоре 18 (30) марта 1897 г. по решению Виленской социал-демократической организации Дзержинский был переведен в Ковно (сейчас — Каунас), где не было социал-демократической организации и где недавно провалилась организация ППС (Польская социалистическая партия) [243]. Данный перевод, возможно, был связан с наметившимися разногласиями между Дзержинским и руководством партии. Дзержинский по-прежнему стоял на позициях интернационализма, а его оппоненты все более склонялись к самостоятельному литовскому пути в социал-демократическом движении.

Рабочие же по-прежнему тепло относились к юному революционеру, устроив теплые проводы девятнадцатилетнему Феликсу. По свидетельству старого виленского рабочего Грабара, Дзержинский, прощаясь с ними, высказал пожелание «встретиться на поле борьбы» [244].

В Ковно Дзержинский живет сначала на Вилкомирской улице, д. 8, снимая небольшую комнату у адвоката Кильчевского. Через некоторое время, незадолго до ареста, 6 июля он переехал на Куровскую улицу в дом инженера Воловича [245].

По приезду в город Дзержинский устраивается на работу в переплетную мастерскую. Это давало сразу несколько преимуществ: нужные конспираторские навыки для революционера, плюс доступ к бумаге, а также небольшой заработок. Последнее обстоятельство было важно, так как денег не хватало, даже с учетом работы в мастерской. «Условия моего существования в Ковно, — вспоминал Дзержинский, — были весьма тяжелые. Я устроился на работу в переплетную мастерскую. И весьма бедствовал. Не раз текла слюнка, когда я приходил на квартиру рабочих и в нос ударял запах блинов или чего-нибудь другого. Иногда приглашали меня рабочие вместе поесть, но я отказывался, уверяя, что уже ел, хотя в желудке было пусто» [246]. Работа в переплетной мастерской также «подарила» Феликсу новый псевдоним — «Переплетчик». Переплетные навыки Дзержинский стал использовать уже в ковенский период революционной деятельности. Привезенный из Вильно «Манифест Коммунистической партии» он вмонтировал для конспирации в роскошно изданную книгу о генерале М. Н. Муравьеве, который подавил польское восстание 1863 г. [247]

Так как денег все равно не хватало, Феликс Дзержинский подрабатывал в это период и частными уроками. Об этом, в частности, свидетельствует протокол допроса ковенского жандармского управления шестнадцатилетнего Рощинского, которого Дзержинский готовил к поступлению в Тельшяйскую римско-католическую семинарию [248].

В Ковно Дзержинский продолжает и революционную работу. Он выпускает на гектографе нелегальную газету «Ковенский рабочий» на польском языке (вышел один номер, весь из материалов Дзержинского). Весь номер на восьми страницах он составил буквально за несколько недель. Номер был отпечатан 1 апреля. Спустя две недели он приехал в Вильно и показал этот номер на заседании Виленского комитета партии. А. Гульбинович, присутствовавший на заседании, вспоминал: «Мы обратили внимание на то, что первые страницы были написаны четко и разборчиво, а последние уже менее старательно и менее разборчивым мелким почерком. Он оправдывался тем, что у него было очень мало времени: сам писал, сам печатал, сам распространял, сам бегал на фабрики и агитировал» [249].

Ряд статей были им написаны и для выходившей за границей социал-демократической газеты «Роботник литевски» № 2 и № 3. Позднее Дзержинский вспоминал: «Я дал тогда массу материала о положении ковенских рабочих в «Роботник ковиенски» (вышел всего один номер, гектографированный; материал в нем исключительно мой) и «Роботник литевски» [250].

Вернувшись в конце апреля в Ковно, Дзержинский стал инициатором подготовки и проведения празднования 1 мая. На митинге Дзержинский произнес пламенную речь, которая запомнилась рабочим образным сравнением царизма со свиньей, готовой сожрать солнце, образ который он взял у русского писателя М. Е. Салтыкова-Щедрина [251].

В этот же период Феликс Дзержинский руководит забастовкой в Алексоте, пригороде Ковно. Рабочие добились сокращения рабочего дня на 3 часа. Вспоминая о том времени, он писал в автобиографии: «Здесь пришлось войти в самую гущу фабричных масс и столкнуться с неслыханной нищетой и эксплуатацией, особенно женского труда. Тогда я на практике научился организовывать стачку» [252]. Общаясь, в том числе, с рабочими-литовцами, Дзержинский начинает учить литовский язык. Позднее, уже после ареста, среди его книг полицейские найдут небольшой рукописный польско-литовский словник [253].

17 (29) июля 1897 г. произошел первый арест Феликса Дзержинского. В «Обзоре важнейших дознаний по делам о государственных преступлениях» за 1897 год за соответствующей датой записано: «17 июля 1897 года в гор. Ковне, на площади около военного собора, был задержан неизвестный человек, наименовавшийся Эдмундом Жебровским, который, появляясь на фабрике Тильманса, распространял между рабочими разные книжки. При обыске у задержанного, оказавшегося в действительности дворянином Виленской губернии Феликсом Эдмундовичем Дзержинским, обнаружены в большом числе заметки, выписки и вырезки из дозволенных и подпольных газет о стачках, нормировке рабочего дня и вообще по рабочему вопросу» [254].