Иван Грозный и Стефан Баторий. Схватка за Ливонию - Витольд Новодворский Страница 25

Иван не ограничился посылкой Шишмарева. Вскоре после его отъезда царь, узнав, что Баторий прибыл в Чашники, отправил ему новую грамоту. Иван становился все уступчивее, чего и сам не скрывал; во второй грамоте он писал, что, «смиряясь перед Богом и перед ним, королем, велел к нему своим послам идти». Впрочем, уступчивость эта касалась только места и времени приема Баторием московских послов, но не затрагивала сути дела. Эту грамоту Баторий получил 28 июля, уже выехав из Чашников; изменить что‑либо она не могла.

Перед выездом из Чашников король произвел общий смотр: стоя на холме, он осматривал, в то время как армия проходила по узкому мосту, едва ли не каждого солдата, и нашел ее в хорошем состоянии; забраковано было только некоторое число лошадей.

По пути в Витебск Баторий осмотрел укрепления в Лепеле и Уле. Во время остановок состоялось несколько советов, на одном из которых решили взять крепости Велиж и Усвят, чтобы не оставлять их в тылу. Взять Велиж было важно еще и потому, что эта крепость контролировала плавание по Двине.

Командовать экспедицией к Велижу король поставил Яна Замойского, что вызвало недовольство литовцев, которые усмотрели в этом назначении ущемление своих прав. Но это никак не поколебало решения Батория. Мнения, которые Замойский, теперь уже канцлер, высказывал на военных советах, вселили в Батория уверенность в том, что он обладает выдающимися военными талантами. Замойский заготовил заблаговременно все необходимое для похода: артиллерию, амуницию, продовольствие, палатки, плотников, других ремесленников. Он приказал все это переправить из своего Кнышинского староства вниз по Неману в Ковку, отсюда вверх по Вилии в Михалишки, далее сухим путем в Поставы и, наконец, по Дисне и Двине в Витебск. В этот город прибыл и набранный им отряд, в котором было 944 пехотинца и 1042 всадника. Конница отряда состояла из гусар и казаков, вооруженных уже не луками, а карабинами, короткими ружьями, пистолетами, саблями и пиками. Пехота была набрана по большей части в Венгрии. Все воины в отряде Замойского носили одежду, оружие и убранство черного цвета в знак траура по жене и дочери своего полководца, которых он недавно лишился. К отряду Замойского король добавил под его командование еще около 4000 человек пехоты и конницы, так что численность всего корпуса простиралась до 6000 человек.

Канцлер первым прибыл в Витебск, затем туда явился и король. Здесь ему представили свои отряды паны и рыцарство литовское, князья Слуцкие, тиуны и чины земли Жмудской: отряды эти состояли из наемников и добровольцев, служивших безвозмездно [57]. Явились одновременно и некоторые польские войска, наемные и охочие, которым пришлось идти из более отдаленных частей Речи Посполитой, так что они могли поспеть только в Витебск.

Пробыв два дня в Витебске, Замойский двинулся к Велижу вдоль реки Двины. Команду над авангардом он поручил своему родственнику Луке Дзялыньскому, воину опытному, деятельному, осторожному и легко переносившему лишения походной жизни; в помощники ему он дал такого же храброго и предусмотрительного офицера — Николая Уровецкого. Главным корпусом отряда канцлер командовал сам, избрав себе в заместители Станислава Жолкевского, прославившегося военными подвигами в стычках с татарами. В арьергарде двигался обоз, который был разделен Замойским на три части, соответственно разделению походной колонны: каждой части обоза приказано было следовать за своим отрядом. Таким образом, гетман устранил те замедления, какие происходят вследствие того, что весь обоз движется вместе по одному и тому же пути; для прикрытая всех трех частей обоза назначены были особенные отряды. Артиллерия отправлена была вперед; прикрывать ее Замойский приказал венгерской коннице, которая и двинулась по левому берегу Двины под командой Стефана Лазаря.

Так канцлер достиг реки Каспли, через которую он быстро перекинул мост, чтобы перевести войско в Сураж, крайний пункт владений Речи Посполитой. В этом городе он пробыл один день и дождался прибытия артиллерии, которая плыла по Двине. Отсюда Замойский выслал вперед отряд пехотинцев, чтобы они проложили в лесу дорогу, вырубив деревья и устроив гати через болота. Когда дорога была готова на изрядном протяжении [58], авангард двинулся в поход и, пройдя это расстояние, остановился в селе Верховье в ожидании самого гетмана, который прибыл на следующий день, 1 августа, около полудня. Осмотрев дорогу, по которой войску предстояло двигаться дальше, и сделав распоряжения относительно ее исправления и постройки мостов, Замойский издал приказ, запрещавший солдатам под страхом смертной казни при приближении к Велижу стрелять из ружей, бить в барабаны, трубить, кричать, вообще производить какой бы то ни было шум. «На нынешнем и на следующем ночлеге, — говорилось в приказе, — у меня не будут давать сигнала седлать лошадей и садиться на коня ни барабанным боем, ни трубой. Когда выставят над моим шатром одну зажженную свечу — это знак вставать, две — седлать лошадей; если еще не рассветет, будут выставлены три свечи, а если уже рассветет, тогда вывесят на копье красное сукно в знак того, что необходимо садиться на коней. Назначить отроков смотреть за этими сигналами. Возам идти в установленном порядке, каждому держаться своего определенного места, чтоб другим не было тесно; солдатам вообще не разбрасываться». Замойский хотел напасть на Велиж внезапно, но этот замысел не удался, как мы увидим.

Отряд прошел в течение дня четыре мили и расположился в деревне Студяной, на расстоянии не более одной мили от Велижа. Когда рассвело, гетман, созвав офицеров, приказал им собираться в путь, но брать с собою провианта только на одну ночь, говоря, что обоз останется пока в Студяной и прибудет на место только на следующий день. Сделано это было, очевидно, с той целью, чтобы дорога от Велижа до Студяной была свободна на тот случай, если экспедицию постигнет под крепостью неудача и войску придется поспешно возвращаться назад.

После этого гетман издал военные артикулы касательно дисциплины во время похода и борьбы с неприятелем. Распоряжения эти характеризуют гуманность, насколько она, конечно, может обнаруживаться в таком деле, противном гуманности, каким является война. Грабителям и поджигателям храмов грозила смертная казнь: запрещалось убивать детей, престарелых людей и духовных лиц.