Иван Грозный и Стефан Баторий. Схватка за Ливонию - Витольд Новодворский Страница 26

Отряд готов был уже двинуться в поход, когда казаки привели к гетману боярина, захваченного в плен в то время, когда он ехал из Велижа в свою деревню [59]. Под пыткой пленный сказал, что в Вел иже знают о приходе врага, хотя и не ожидают сегодня нападения. Это подало Замойскому надежду на успех внезапного приступа. С частью войска он приблизился к крепости под прикрытием леса. Так как со стороны Двины она была укреплена слабо, он решил ударить здесь. Кавалерии приказано было гарцевать с противоположной стороны, чтобы отвлечь внимание и силы неприятеля.

Крепость стояла на высоком холме. В плане она имела вид четырехугольника, стороны которого образовывали стены, состоявшие из бревенчатых срубов; между срубами была насыпана земля. На углах и посредине стен возвышались башни. С северо-запада крепость спускалась вниз к самой Двине; с северо-востока от нее был глубокий овраг, по дну которого протекала впадавшая в Двину речка Велижа. Глубокий и обрывистый овраг защищал ее и с юго-запада, а с юго-востока устроен был ров, доступ к которому заграждался частоколом из заостренных кверху бревен [60]. В крепости находилось 200 детей боярских, 400 стрельцов и около 1000 человек простого народа; из вооружения было 14 пушек, из них 4 больших, 80 гаковниц, много пороху, пуль, ядер; имелось большое количество провианта.

Лишь только люди Замойского показались из лесу, как выстрелила крепостная пушка. Это был знак для городских жителей спасаться в крепость, что они и сделали, поджегши предварительно город. Таким образом, Замойскому не удалось застигнуть врага врасплох. Пехота бросилась к крепостному мосту, а конница помчалась к крепостным стенам и стала гарцевать перед ними, желая выманить русских из‑за укреплений, но это ни к чему не привело. Волей-неволей Замойскому пришлось начинать осаду.

На следующий день, 4 августа, прибыл обоз. В крепость Замойский послал грамоту с предложением добровольно сдаться, обещая свободу тем, кто захочет уйти к своему государю, и деньги тем, кто пожелает стать подданным короля. На это осажденные заявили, что должны послать грамоту к царю и дождаться от него ответа; что он им велит, то они и сделают.

5 августа Замойский ездил осматривать крепость, чтобы выбрать место для постановки артиллерии, которая прибыла вечером этого же дня. Явился также отряд королевской пехоты в 1000 человек, который тотчас же начал строить шанцы. Замойский послал командиру венгров Борнемисе 400 талеров, чтобы тот вручил их тому, кто подожжет стену; польским солдатам за то же дело он обещал выхлопотать у короля в виде награды кусок земли.

6 августа чуть свет началась бомбардировка крепости. Это сделало ее защитников сговорчивее: они стали подавать знаки, что желают вступить в переговоры. Канонада прекратилась, но вскоре опять возобновилась, так как договориться не удалось. Тогда осажденные снова попросили прекратить стрельбу на два часа — для того, чтобы они могли решить между собой, как поступать дальше. Замойский дал им это время и в качестве прозрачного намека послал в крепость часы. Но когда два часа прошли, русские ответили, что просят о перемирии до следующего дня. После этого Замойский приказал возобновить бомбардировку. Вечером, уже в темноте, солдатам Уровецкого удалось поджечь крепостной мост, а пехотинцы подобрались под самые стены с горящими лучинами. Этого хватило, чтобы русские решили сдаться. Гетман прекратил пальбу и потребовал, чтобы воевода с именитыми боярами явился к нему в стан. И действительно, около трех часов ночи русские воеводы прибыли в польский лагерь, поцеловали руку Замойскому и просили ходатайствовать за них перед королем, что было Замойским обещано.

На следующий день Замойский принял замок, велел составить опись всего, что в нем было найдено [61], а пленных отправить на плотах вниз по Двине. Их высадили на некотором расстоянии от крепости на берег и стерегли здесь до тех пор, пока не прибыл в Велиж король. В приветствии, сказанном на латинском языке, Замойский поздравил Батория с победой, желал ему дальнейших успехов, хвалил мужество, деятельность и расторопность своих боевых товарищей и ходатайствовал о милостях для них. Потом Баторий осмотрел крепость и шанцы; он был очень доволен, что укрепления сохранились в целости и что они так же хороши, как и в Полоцке. Когда король въехал в лагерь, старшие чины и солдаты стали перед своими палатками, ударили в барабаны и затрубили в трубы.

Король остановился в палатке Замойского, где ужинал и ночевал. Вечером явился гонец от оршанского старосты Филона Кмиты с извещением, что к королю едут московские послы. Утром Баторий возвратился в Сураж, а Замойский поехал в лагерь, где содержались московиты, и объявил от имени короля, что те из пленных, которые желают возвратиться к своему государю, свободны, а те, которые останутся служить королю, будут пожалованы милостями. Большинство выразило желание возвратиться под власть своего государя. Замойский приказал отряду казаков сопровождать их на протяжении шести миль для охраны от солдат. Так как московиты должны были идти пешком, а путь предстоял неблизкий, то они оставляли детей, которые не в состоянии были совершить столь дальнее путешествие, полякам. Пожелавшие служить Баторию были отведены в замок.

В Сураже король получил от Ивана грамоту, которой тот предварял приезд посольства. Царь уже не требовал, чтобы король возвратился назад для приема послов; он всего лишь просил приостановить наступление. На это Баторий ответил требованием, чтобы Иван вывел войска из Ливонии; тогда можно будет начинать переговоры о мире; при этом король намекал, что имеет притязания на Великий Новгород и Псков, Смоленск, Великие Луки и прочие земли.

Узнав о движении Батория к Великим Лукам, Иван поспешил отправить еще одну грамоту, в которой просил короля подождать послов в течение трех-четырех дней. Но и это послание, полученное королем 12 августа, успеха не имело: поход продолжился.

Армия Батория двигалась двумя отдельными отрядами: одним командовал сам король, другим — Замойский. Между ними не было никакого сообщения, да они и не были возможны, так как отряды отделялись друг от друга непроходимыми лесами и болотами. Это разделение сил врага было весьма благоприятно для Ивана, но он не сумел им воспользоваться, поскольку держал свои основные силы далеко от места событий. Вместо решительных действий он продолжил дипломатическую переписку, бесполезности которой, ввиду заявлений и образа действия Батория, сам не мог не замечать. В новой грамоте к королю он оправдывал медлительность своих послов грабежом, которому поляки подвергли их посланца, посланного в Оршу, дабы известить о скором прибытии посольства. На это обвинение Баторий ответил своим обвинением в насилии, обращенном к самому Ивану; речь шла о провожатом, данном московскому гонцу Григорию Нащокину: на границе провожатый был схвачен и отвезен в Москву, где его по приказу царя подвергли пыткам, желая выведать от него какие‑то сведения.