Филип К. Дик. Жизнь и Всевышние вторжения - Лоуренс Сутин Страница 29

Но копия его характеристики в Калифорнийском университете говорит о том, что он по собственной воле покинул университет в ноябре, на что ему, со всем уважением, было предоставлено официальное подтверждение в январе; его позднейшие заявления о том, что он был «исключен» и якобы «ему было сказано, что он никогда не будет принят снова» из-за пренебрежительного отношения к военной подготовке и/или к напыщенным профессорам, представляются неправдоподобными. После ухода из университета он подлежал призыву в армию, но был признан негодным из-за высокого кровяного давления.

Искандер Гай, друг Фила в Беркли в пятидесятые годы, слышал не столько о бунтарском, сколько о пугающем университетском опыте. Там возобновились приступы головокружений, в чем сыграли свою роль агорафобия и высокое кровяное давление. Как его ни назови, но опыт был угнетающим:

Он иногда упоминал об ужасном опыте, который он пережил, посещая университет. Весь проклятый мир психологически обрушивался на него, когда он шел по проходу в аудитории. Была такая боль, это не гипербола, сильная чертова боль, как будто весь мир исчезал перед ним, а сам он превращался в нечто болезненное, ранимое, приведенное в состояние боевой готовности, когда в любой момент пол мог уйти из-под ног и он бы перестал быть живым существом. Такого рода заявления он нередко делал. По всей видимости, у него и раньше были нелады с формальным образованием. Он чувствовал, что искалечен этим опытом; он производил на меня впечатление инвалида.

Интервьюеру Полу Уильямсу, который в 1974 году расспрашивал его о так называемом «нервном срыве», который стал причиной ухода из колледжа, Фил рассказал о своем мятеже и страхе:

ФКД: […] Ну, я имею в виду, что около девятнадцати лет, хм, я был не в состоянии продолжать делать то, что делал, поскольку я и вправду бессознательно не хотел делать этого. […]

ПУ: И «это» относится к университету в Беркли, военной подготовке и всем вещам такого рода?

ФКД: Да!

ПУ: Значит, и то и другое, а не только одна военная подготовка?

ФКД: Верно. Да, я проходил множество курсов, которые по сути были птичьим дерьмом. […] Я стою и гляжу в микроскоп. И нет там никаких инфузорий, потому что нет предметного стекла. А инструкция такая: «Нарисуй то, что видишь», – и я понимаю, что там ничего нет, вовсе ничего. Но я не могу сознательно согласиться с тем фактом, что это символ всех четырех предполагаемых лет в этом заведении, и я рисую картинки того, чего…

ПУ: Там и быть не может.

ФКД: Поэтому я становился ужасно перепуганным и растревоженным, сам не зная почему. Я бы навсегда испоганил себе жизнь. […] К счастью, я прислушивался к своему подсознанию, поскольку оно было слишком сильным, чтобы его отвергать. Оно вызволило меня из замкнутых сфер, где я был отрезан от широкого и истинного мира, и привело меня в реальный мир. Оно привело меня к работе, к женитьбе и к писательской деятельности, к более существенной жизни. […] Видите – я все еще защищаюсь? Именно потому, что я не окончил колледж.

В то время защищенность Фила еще не проявилась. Никто из друзей не вспоминает никакой апологетики по поводу ухода из университета, а они представляли собой академическое сообщество. Внешнему спокойствию Фила отчасти способствовало уважение к его умственным способностям, которые проявлялись даже в самых эрудированных кругах.

Его главные пробы пера в конце сороковых годов – фрагмент романа The Earthshaker (приблизительно 1947–1948) и законченный «Время собираться» (примерно 1949–1950) – свидетельствуют об остром и страстном воздействии, которое оказало на Фила открытие секса. Сохранились лишь фрагменты первых двух глав The Earthshaker; он не завершил его, но наброски и заметки дают некоторое представление об общем замысле Фила. В этих заметках даются ссылки на гностицизм, каббалу и мировое древо Иггдрасиль помимо прочих эзотерических тем. Главные персонажи взяты из юнгианских архетипов: странник, чудесное дитя, выживший из ума мудрый старик, земная женщина, змея. Стиль прозы здесь откровенно реалистичный. Что же касается секса, то он (как утверждают заметки) «акт безрассудства, безличности, бесчеловечности, небытия». Когда женщина вовлекает мужчину в сексуальные отношения, а после этого рожает, ее «власть над мужчиной становится полной». Из глубин материнской ненависти и подросткового отчаяния на сексуальной почве Фил замышлял самый пугающий роман. Неудивительно, что он не смог заставить себя закончить его.

Действие романа «Время собираться», который остается неопубликованным (но, возможно, найдет своего издателя в ближайшем будущем) [75], происходит в маоистском Китае в 1949 году. Три сотрудника американской корпоративной организации, которая была национализирована, ждут китайские войска, которые должны будут взять контроль над территорией. Здесь есть едва намеченная политическая тема (приложенная в качестве окончания), где атеистические китайцы в их рвении сравниваются с ранними христианами, в то время как Америка приравнена к императорскому Риму. Но в романе преимущественно исследуются через ретроспекции состояния душ тех троих сотрудников – Верна, Карла и Барбары, – у которых возникает бурный menage a trois [76] в течение их изолированного ожидания. Верн – откровенный циник, который несколько лет назад лишил Барбару девственности (что в романе подчеркнуто особо) и оставляет ее ожесточенной. Она пытается превозмочь эту обиду, снова вступив с Верном в любовную связь. Выходит ошибка. Ее мысли обращаются к молодому Карлу, которого она соблазняет (повторяя свое соблазнение Верном). Карл испытывает духовный шок, впервые увидев ее тело, когда она купалась в пруду на «райской» территории компании:

Он утратил все свои заветные образы и иллюзии, но теперь он понял нечто, ускользавшее от него раньше. Тела – его тело, ее тело – были почти одинаковыми. Все они были частью одного и того же мира. И не было ничего вне этого мира, никакого великого царства призрачной души, никакой области возвышенного. Было только это – то, что он видел своими глазами, […] все мечты и фантазии, которые он так долго лелеял, внезапно утратили свое существование. Исчезли тихо, как мыльный пузырь.

Распутная холостяцкая жизнь, с которой Ласби познакомил Фила и от которой он хотел убежать, женившись на Жанетт Марлен, не привлекала его. С того момента, как он покинул материнский дом, он стал искать свой собственный дом. Семейная фантазия о том, как он будет подавать Бетти Джо апельсиновый сок, в то время как она пишет, была перемещением (как отмечает Бетти Джо) его собственного страха перед вхождением в писательскую жизнь без спутника, к которому можно обратиться, когда его дневные фантазии будут исчерпаны.

Филу нужна была жена. Он также нуждался в руководстве со стороны редактора, симпатизирующего научно-фантастическим сюжетам, умных и изящно написанных в духе «мейнстрима».

И добрый иногда Космос, видя состояние этого юного писателя и, возможно, ощущая внутри него грядущие произведения, в которых Он будет возвеличен, немедленно обеспечил его и тем и другим.