Любовь и Sex в Средние века - Александр Бальхаус Страница 29

Церковь назвала это virtus [47]; Фома Аквинский говорит о «vis [48], или virtus spiritualis [49], вложенных Богом в святыни». Рационалист Фома возражает против многого в христианстве, но не против ношения амулетов. Что именно под этим подразумевается, показывает сообщение Григория Турского [50] о могиле Петра в Риме. Там можно самостоятельно создать себе реликвию, бросив на могилу предмет, вес которого точно знаешь. Если молитвы и вера достаточно сильны, то предмет — после того, как ты снова заберешь его с могилы, — весит больше, потому что теперь в нем присутствует добродетель. Так что языческие взгляды по-прежнему непобедимы. Даже теперь случается, что священник во время паломничества подносит к реликвиям платки, которые ему передали верующие. В этом тоже проявляется желание верующего забрать с собой хотя бы часть таинственной силы.

Образные изображения фаллоса и вульвы и применение их в качестве амулетов известны и в христианстве. Молодая крестьянка и в XX веке прикрепляет восковую фигурку в форме матки перед образами, желая напомнить святым, что ее следует сделать детородной. Или прикасается к изображению полового органа во время магического религиозного обряда, чтобы таким образом достичь желаемого эффекта. Доказательства христианских чудес многочисленны. На уровне народной религии переход к христианству не меняет практически ничего. Церковь часто перенимает старое верование или лишь незначительно его модифицирует. Так, например, Сретенье Господне восходит к римской процессии с огнями, из летнего солнцеворота возникает праздник Иоанна Крестителя. Старый политеизм продолжает жить в почитании Марии и святых, число которых так быстро умножается, что уже в VIII веке звучат предостережения от «изобретения» новых святых. Временами образ старого культа сохраняется под новым названием — так, например, в городе Мец даже в XVIII веке почитают три галльских материнских божества как «Трех Марий».

Во Франконии в неурожайные годы виноградари наказывают изображение святого Урбана побоями. В других местах, если заступник не оправдал ожиданий, статуи святых топят в воде, ругают их или ставят в темное помещение, лишив фигуру пышных одеяний. Как еще крестьяне могут вызвать дождь? И хотя мы с трудом соглашаемся видеть черты христианства в наказании деревянных и каменных изображений, с точки зрения религии и психологии эта кара очень убедительна, и вряд ли стоит удивляться тому, что христианство и языческие боги уживаются вместе.

В известных условиях, когда новая вера не может помочь, старые божества снова обретают силу. Непринужденное обхождение простых людей со святыми находит отражение и в сексуальной жизни. Там, где господствует народная вера, присутствует, как правило, то, что Людвиг Тома [51] называет языческой сексуальностью «с едва заметной чувственностью». Писатель одобряет баварских крестьян и критично высказывается о «мечтателях», которые по недомыслию изображают деревенские добродетели так, «как того требует их убогий катехизис».

Проявление наивного суеверия — гадания, которые устраивали девушки, желающие выйти замуж, и влюбленные молодые люди. Это происходило в так называемые «приметные дни» — Иванов день (24 июня), Андреев день (30 ноября), ночь на Фому Неверующего (21 декабря), Сочельник, День святого Сильвестра (канун Нового года), а также пасхальное и троицыно утро.

Для удачного гадания, как правило, обязательна нагота. В обнаженном теле женщины кроется таинственная сила, вид ее умножает плодородие полей. Один из самых своеобразных и вместе с тем, казалось бы, очевидных обычаев — половой акт под открытым небом, у Бога на виду. В Англии мужчина и женщина в обнимку перекатываются по пашне, в Гринвиче, например, молодые пары — особенно на Пасху и Троицу — скатываются по склону холма. На Украине крестьяне в первые весенние дни ложатся по церковному благословению на поле, и семейные пары катаются туда-сюда по засеянной пашне. Молодые люди следуют их примеру. Так, якобы, «делал святой Георгий и потом снимал богатый урожай».

В окрестностях Хемница существует многовековой обычай — в ночь на Иванов день предаваться буйному веселью на луковой грядке, чтобы лучше рос лук. В районе Заальфельда, чтобы собрать большой урожай льна, девушки ночью пляшут, раздеваются догола и тоже катаются по полю. В горах Рёна люди ложатся в Сочельник на стручки гороха и выпавшие при этом горошины подмешивают в посевной материал, чтобы обеспечить хорошую всхожесть. В некоторых местностях Швабии еще в XIX веке был в ходу такой обычай: влюбленные, живущие в разных деревнях, в первый день после обручения шли навстречу друг другу по проселочной дороге, а на месте встречи совокуплялись. Здесь тоже не обошлось без оккультных представлений. Возможно, люди таким образом стремились задобрить божества местных полей, а может быть, искали защиты у силы, способной сохранить мир между деревнями.

Подобные обычаи вырастают из веры в то, что растения подобны человеку. Они живые и имеют пол — мужской или женский. В этих представлениях выражается религиозная связь с природой, которой сегодня уже не существует. Христианство не в состоянии поколебать уверенность, что растения одухотворены. Деревья — место жительства богов — символизируют жизнь, смерть и воскресение; они даруют жизнь, приносят смерть и, если с ними обращаться по-дружески, в свой черед превращают эту смерть в новую жизнь.

Еще один религиозно-эротический обычай восходит к глубокой древности — битье так называемыми прутьями жизни. Женщины и самки домашнего скота, в первую очередь коровы и кобылы, в определенное время года высекаются зелеными ветвями — прутьями жизни, способными повысить их плодовитость. Хлыст, палка, прут или копье — древние символы мужского достоинства, то есть зачатия. Прутья срезаются с деревьев или кустарников, которые в народных представлениях связаны с детородностью: с рябины, красные ягоды которой напоминают полное детей семейное гнездо; с деревьев, рано дающих свежие побеги, таких как бузина, береза и ива; с вечнозеленых, а потому обещающих вечную жизнь кустарников — самшита, падуба остролистного, можжевельника, розмарина. Удар прутом жизни, срезанным с яблони, улучшает здоровье и защищает от ран, поскольку яблоня наделена женским началом.

От обычая весной «наделять женщин детородностью» посредством ударов прутьями жизни неотделим другой обряд — стегать новобрачную пару. В Верхнем Пфальце невесту гнали к церкви березовым прутом. У католиков Вармии — области Польши, расположенной на южном побережье Балтийского моря, — невесту по пути к брачному ложу погоняли еловой веткой. Литовская хроника 1690 года сообщает, что невесту подгоняют в спальные покои хлыстом. А перед этим, когда она рука об руку с суженым переступает порог нового дома, ей моют ноги. Этой водой, которая обладала особой силой, если новобрачная сохранила девственность, опрыскивали всех присутствующих, всю домашнюю утварь, скот, а также постель. Затем невесте завязывали глаза и проводили мимо всех хозяйственных построек, причем она должна была коснуться ногой каждой двери. Потом ее осыпали всевозможными плодами. Когда же она наконец достигала своих покоев, гости набрасывались на нее и принимались хлестать, и только затем она добиралась до жениха, поджидавшего ее в постели. Эти «побои» тоже награждали ее плодовитостью.