Звезда по имени Стиг Ларссон - Барри Форшоу Страница 3

Журнал, финансировавшийся за счет средств, получаемых от чтения лекций, подписки и рекламы, смог выжить и сохраниться на непростом рынке СМИ. Некоторые члены первой редакторской команды ушли со своих постов в 1998 году, устав жить так, как Стиг Ларссон (то есть всесторонне изучая антинацистскую проблематику и работая в напряженнейшем графике). От первоначального коллектива осталось три человека, решивших полностью перестроить журнал, сохранив при этом его воинственный дух. Спустя шесть лет после смерти Стига Ларссона «Экспо» пребывает в добром здравии, и его журналисты до сих пор трудятся преимущественно на добровольной основе (сейчас главным редактором журнала является Даниэль Пул).

Помимо журнала, Ларссон мог бы гордиться архивом «Экспо», крупнейшим частным источником информации об ультраправых организациях Скандинавских стран. «Экспо» поддерживает связь с норвежским журналом «Монитор» и британским «Сёрчлайт» (оба работают в одном политическом поле, борясь с экстремистскими группировками). Однако влияние журнала простирается гораздо шире: у него есть корреспонденты и связи с Россией, Польшей и США (наиболее влиятельная организация — Центр нового общества). Ларссон и его коллеги-единомышленники оставили наследство, которое сохранилось, несмотря ни на какие трудности.

В 2000 году Ларссон написал статью для «Сёрчлайт», названную «Радикальные консерваторы переходят к антисемитизму», резко осудив новый шведский журнал «Салт». Статья начиналась в типичном воинственном стиле Ларссона: «Рано или поздно в Швеции должен был появиться цветной, глянцевый, престижный, выходящий раз в два месяца, почти интеллектуальный (особо резкий выпад!) радикально-консервативный журнал. Впервые выпущенный в прошлом октябре, «журнал консервативных идей» «Салт» готовит уже шестой номер». Ларссон препарирует журнал, к которому относится с нескрываемой неприязнью, отмечая, что (согласно кредо издания) «это не консервативный журнал, подражающий слабосильным, либеральным идеям левых, а средство для критического обстрела господствующей идеологии, под которой подразумеваются феминистки, геи, представления о культурном разнообразии и так далее».

Он отмечал, что новый журнал использовал материалы высокопрофессиональных и уважаемых консервативных писателей, включая влиятельного британского философа правого толка Роджера Скрутона — с которым Ларссону вряд ли было бы приятно беседовать, — однако большинство шведских интеллектуалов не обратили на журнал внимания, за исключением крошечного числа ультраконсервативных правых, с торжеством заявлявших, что «Швеция наконец получила возможность осадить феминизм и другие якобы разрушительные силы современного общества».

Критика идеологии, которую Ларссон ненавидел и разоблачал во многих политических статьях, четко отражает мировоззрение автора трилогии «Миллениум». Он замечал, что «Салт» позволяет высказываться людям, чьи взгляды можно отнести к антисемитским. Позицию Ларссона нельзя было назвать тщательно аргументированной, сдержанной атакой на предрассудки правых: такой подход был не в его стиле. Ларссоном, как и его татуированной героиней, двигали гнев и презрение. Он заканчивал статью в типичном для себя жестком стиле: «Не сомневаюсь, «Салт» найдет подходящих читателей среди культурной элиты, которая спит и видит, как бы реабилитировать антисемитизм «старого доброго прошлого»».

Конечно, это не единственный пример презрения и насмешки, которыми Ларссон награждал своих оппонентов. В 2004 году в статье «Швеция: национальные демократы разбиты» Ларссон, объясняя полномасштабный раскол организации, утверждал, что некоторые элементы идеологии национальных демократов были, как ему представляется, расистскими. С заметным удовольствием он писал, что партия, возникшая в 2001 году как «единое националистическое движение», просуществовала всего три года, после чего пала жертвой свар вздорных националистических неформальных движений Швеции. Основной тезис Ларссона заключался в том, что партия с имиджем скинхедов («давшая пристанище бестолковым и жестоким психам») не могла выиграть популистское голосование, необходимое для серьезных электоральных заявок. Ей пришлось привлечь (как он выразился) «псевдоуважаемых расистов в костюмах и галстуках» — тактика, которая используется и за пределами Швеции.

Когда в 2004 году Ларссон умер, Грэм Аткинсон из «Сёрчлайт» перечислил добродетели своего покойного коллеги в статье «Преданный антифашист и верный друг: Стиг Ларссон, 1954–2004». Аткинсон рассказывает о бедном детстве писателя в лесах Северной Швеции, о его (в чем-то парадоксальном) рвении на военной службе и поездках по Африке, где он стал свидетелем кровавой гражданской войны в Эритрее. По мнению Аткинсона, наиболее похвальным достижением Ларссона можно назвать то, что он поставил на службу антифашистскому движению весь свой талант писателя, художника, а самое главное — исследователя, чье знание шведских и международных ультраправых организаций можно было назвать энциклопедическим.

В некрологе отмечалось и чувство юмора Ларссона: Стиг («олицетворение интернационализма») никогда не позволял серьезности работы влиять на его способность улыбаться и не скрывал свое чувство юмора, собирая обширную коллекцию уморительных историй и анекдотов. Аткинсон упоминает скромность Ларссона, говоря о том, что писатель тратил много денег и собственных сил на достижение антифашистских целей, которым «отдавал все и ничего не просил взамен. С точки зрения Ларссона, это помогало делать мир лучше, и его жертва не пропала зря».

В своей статье Аткинсон высказывает мысль о том, что совет Стига своим товарищам вполне может повторять слова другого знаменитого шведа, Джо Хилла [3]: «Не скорбите — организуйтесь!», с практичным добавлением: «Но делайте это с юмором!»

Аткинсон писал, что думает о Стиге Ларссоне едва ли не каждый день. По его мнению, обеспокоенность писателя темами расизма и экстремизма можно проследить с самого детства, которое тот провел с дедушкой и бабушкой в Шеллефтехамне. Из своих разговоров со Стигом Аткинсон понял, насколько сильно его дед Северин Бостром (с которым у мальчика были очень близкие отношения) повлиял на мировоззрение Ларссона. В 1930-е годы Северин открыто критиковал подъем германского нацизма и его основателя Адольфа Гитлера; Аткинсон замечает, что страстное желание Стига улучшить общество явилось в том числе следствием его тесных отношений с дедом. Интересно, что Аткинсон не знал о брате Стига — тот никогда не упоминал, что у него есть брат, и это согласуется с распространенным мнением о натянутых отношениях Ларссона с собственной семьей.

Насколько отличались друг от друга воинственный Ларссон-журналист и Ларссон-писатель? В статье, представленной на парижской конференции ОБСЕ в июне 2004 года, он приводит многозначительную фразу о том, что ксенофобские группы использовали клевету, инсинуации и слухи для «узаконивания» своих последующих действий, то есть ответного насилия. Из этого утверждения можно вывести метафору всех трех романов, хотя самому Ларссону такая точка зрения могла бы и не понравиться.