Семейные драмы российских монархов - Александр Музафаров Страница 30

Начнём с внешности. «Вид у него вполне военного человека. Он постоянно застёгнут в мундир такого узкого и короткого покроя, который следует прусской моде ещё в преувеличенном виде», — писал о Петре Фёдоровиче современник. Согласно результатам экспертизы одежды третьего императора, проведённой специалистами Петербургского дома моделей, своим телосложением и ростом Пётр III весьма походил на своего великого деда — Петра I. Та же узость в плечах, та же большая романовская голова, тот же размер ноги и т.д. Конечно, Пётр Фёдорович не был образцом мужской красоты, классически сложённым атлетом, и вполне возможно, проигрывал своим «соперникам» вроде Салтыкова, Понятовского, Орлова и т.д., но дошедшие до нашего времени портреты не позволяют говорить об отталкивающей внешности или уродстве.

А что с образованием и воспитанием? Как мы знаем, сразу после рождения будущий император лишился матери, поэтому его воспитанием в первые годы жизни занимался отец, герцог Карл-Фридрих. Он сильно любил свою жену и после её смерти перенёс эту любовь на сына. С сыном он связывал и надежды на будущее и нередко приговаривал: «Этот молодец отомстит за нас».

Помимо любимого им военного дела (под которым понимались строевые приёмы и стрельба в цель), юный герцог обучался также обычным для своего положения наукам — истории, математике, французскому и латинскому языкам, танцам, фехтованию, лютеранскому богословию. Руководил процессом гофмаршал О. Брюмер — человек невежественный и жестокий.

По приезде Петра Фёдоровича в Россию обязанности по воспитанию и образованию наследника престола были возложены на академика Якоба Штелина. Немецкому профессору «элоквенции [красноречия] и поэзии» было всего 33 года, поэтому он сумел достаточно легко найти общий язык со своим подопечным. {14} В своих воспоминаниях он отмечает неплохие способности и великолепную память великого князя, а также его повышенный интерес к математическим и точным наукам, особенно к артиллерийскому делу и фортификации. Под его руководством уже через год Пётр Фёдорович достаточно сносно овладел русским языком, как письменным, так и устным. Он составил изрядную библиотеку и постоянно заботился о её пополнении. Особенно он любил книги о путешествиях и по военному делу.

Таким образом, невеждой наследник российского престола не был. Он получил обычное для своего круга образование и расширял свои знания и позже.

А что же Екатерина? Её образование также было типичным для своего круга, то есть домашним и не слишком обширным, так как возможностей у полковника прусской службы для этого было ещё меньше, чем у герцогов Гольштейн-Готторпа. Впрочем, обладая тягой к знаниям и выдающимся умом, Екатерина дополняла свой интеллектуальный багаж постоянным и интенсивным чтением. При этом, в отличие от мужа, Екатерина увлекалась самым модным интеллектуальным поветрием середины XVIII века — философией Просвещения. Она читала книги Бейля, Монтескьё, Дидро, Вольтера, которому писала: «Могу вас уверить, что с 1746 года, когда я стала располагать своим временем, я чрезвычайно многим вам обязана. До того я читала одни романы, но случайно мне попались ваши сочинения; с тех пор я не переставала их читать и не хотела никаких книг, написанных не так хорошо и из которых нельзя извлечь столько же пользы… Конечно, если у меня есть какие-то сведения, то ими я обязана вам».

Итак, кумиром великой княгини стал Вольтер. Для современного российского обывателя это мыслитель, о котором почти все слышали, но произведения которого, практически никто не читал. Восполним этот пробел и немного напомним читателю о том, о чём же писал французский мыслитель и в какой форме он это делал.

Екатерина не случайно перешла к произведениям Вольтера от романов. Художественная проза — это главный жанр его творчества. А главное содержание его книг — изложение философских взглядов. Исторические или художественные сюжеты лишь антураж. Именно во взглядах на мир, идеях и заключалась та «польза», о которой писала Екатерина. Какие же были эти взгляды?

Общество, по мысли Вольтера, делилось на людей способных к просвещению и не способных к таковому. Первых, естественно, было немного, вторые составляли большинство, задачей которого являлось работать на первых и забавлять их.

Идеальная форма правления — просвещённая власть абсолютного монарха, а её «просвещённость» заключалась в том, что государь должен был прислушиваться к мнению философов. То есть вся ответственность за реализацию лежит на монархе, а не на тех, кто подаёт ему умные советы.

Вольтер был воинствующим антиклерикалом, ненавидевшим Церковь в любой её форме. При этом он считал необходимым сохранение религии для того, чтобы держать в повиновении «непросвещённое» большинство. «Если Бога нет — его необходимо выдумать», — писал просветитель.

Не будем судить, кто из супругов был умнее или образованнее. Информации для этого у нас недостаточно, отметим важное — принципиальную разницу в понимании самого образования. Здесь Пётр и Екатерина не просто придерживались разных взглядов, эти взгляды принадлежали разным эпохам. Великий князь оставался в прошлом, на рубеже XVII–XVIII веков, когда больше всего ценилось точное знание: Пётр Великий, думается, был бы доволен своим внуком. Екатерина, напротив, шла в ногу с наиболее современными для её времени веяниями. Для неё идеи были важнее фактов. При такой разнице то, что на первый взгляд могло сблизить супругов, — общее увлечение чтением — разобщало их. В данном вопросе они говорили на разных языках и в принципе не могли понять друг друга.

Ещё один важный момент — отношение к религии. На первый взгляд этот аспект мог бы сблизить супругов. Оба в детстве воспитывались в лютеранской вере, оба приняли православие по приезде в Россию. И даже наставник в вере у них был один и тот же — отец Симон Тодорский. Но в реальности отношение к религии у супругов сложилось столь различное, что также давало поводы для личных размолвок.

Различие проявилось уже в момент принятия православия. Выбор духовного наставника в новой вере был не случаен. Симон Тодорский был одним из выдающихся русских богословов своего времени. Окончив Киево-Могилянскую академию, он более 10 лет провёл в Европе, обучаясь в нескольких университетах. Таким образом, он хорошо знал и европейскую культуру, и западное богословие. Вместе с тем, несмотря на долгое пребывание за границей, он сохранил верность православной вере и приобрёл известность в Киеве как один из лучших проповедников.

По свидетельству источников, великий князь неоднократно спорил с отцом Симоном по вероучительным вопросам. Для нас это упоминание о спорах содержит в себе три важных момента. Во-первых, для Петра Фёдоровича религия не была пустым звуком, внешней формой, и смена конфессии не стала формальным процессом. Во-вторых, сам факт полемики показывает относительно высокий уровень развития ума и познаний шестнадцатилетнего юноши, позволявших ему спорить с маститым богословом. И в-третьих, если наследник всё-таки принял православную веру, значит, он убедился в её преимуществе. По свидетельству Штелина, Пётр Фёдорович «не был ханжой, но и не любил никаких шуток над верою и словом Божьим». И в «Записках» Екатерины, и в других источниках мы встречаем упоминание о том, что великий князь позволял себе быть невнимательным при богослужении, порой пропускал поклоны и крестное знамение. По мнению недоброжелателей, это говорит о его небрежении к вере, но, скорее всего, дело обстояло ровно противоположным образом. Дело в том, что среди придворных «просвещённой» императрицы Елизаветы было весьма мало верующих людей. Да, все соблюдали форму обряда, чинно стояли в церкви, слушали слова священника, но это было именно соблюдение обряда и традиции, не имеющей под собой серьёзной религиозности. Как должен был себя чувствовать Пётр Фёдорович, человек с развитым религиозным чувством, среди этого скопища ханжей и лицемеров? И своим поведением, нарочито небрежным, он именно что показывал разницу в отношении к богослужению между собой и лицемерами. А вот в критический момент свой жизни, непосредственно перед тем как попасть в руки мятежников в 1762 году, император Пётр III исповедался и причастился. У православного священника дворцовой церкви в Ораниенбауме.