Мой муж Джон - Синтия Леннон Страница 32

В любом случае, на первых порах мы с ним относились друг к другу настороженно, но затем постепенно подружились, и я обнаружила, что Ринго самый что ни на есть добрый, приветливый и легкий в общении человек. Еще задолго до того, как я прониклась к нему симпатией, мне было очевидно, что он идеально вписывается в группу. В свои двадцать два Ринго был на три месяца старше Джона и сразу поладил со всеми ребятами, как будто играл с ними с самого начала.

Ринго обладал таким же острым, ехидным чувством юмора, молниеносно парировал любой выпад в свой адрес, и это им ужасно нравилось.

Ринго был, кроме того, еще и приличным барабанщиком, хотя начал интересоваться музыкой только с семнадцатилетнего возраста и дошел до всего сам. Как и Джон, он вырос в неполной семье и был единственным ребенком своей матери Элси, которая рассталась с мужем, когда мальчику исполнилось три года. Его назвали Ричардом, или Ричи, в честь отца. Сын редко виделся с ним после развода родителей и еще реже после того, как отец женился на другой женщине.

Детство Ринго отравляла череда тяжелых болезней. В шесть лет у него развился аппендицит, ставший причиной перитонита. Мальчику сделали две операции, он лежал в коме более двух месяцев и год провел на больничной койке. В то время родителям не разрешалось слишком часто навещать детей в больнице, так как считалось, что это нарушает их покой, и маме Ринго приходилось тайком наблюдать за сыном, когда он спал. Сейчас сложно себе представить, чтобы шестилетний ребенок был отлучен от матери в течение года, однако тогда это было нормой.

Когда Ринго исполнилось тринадцать, его мать вышла замуж за Гарри Грэйвса. Он сразу же нашел общий язык с пасынком — ходил с ним в кино, покупал ему книжки с комиксами. Однако вскоре мальчик снова заболел: простуда привела к плевриту, и Ринго вновь угодил в больницу, на сей раз почти на два года. Чтобы как — то занять себя там, он научился вязать и мастерить поделки из папье — маше, а вот наверстать пропущенную школьную программу ему не довелось.

Покинув больницу в пятнадцать лет, Ринго еще какое — то время провел дома, восстанавливая силы после болезни, а потом понял, что он уже вышел из школьного возраста и пора искать работу. От перенесенных заболеваний он был невысок ростом и слаб, поэтому тяжелым физическим трудом зарабатывать не мог и решил устроиться посыльным в местное управление железнодорожного транспорта, но его не взяли по состоянию здоровья. Тогда он нашел место ученика у слесаря — наладчика.

Как раз тогда город захлестнула безумная волна скиффла. Ринго с приятелями создал группу, благо помог отчим, купив ему за десять фунтов подержанную ударную установку. Группа играла на вечеринках и танцплощадках, пока Ринго не позвал к себе в ансамбль Рори Сторм. Когда Сторму предложили концертную программу в летнем лагере Батлинс [18] на весь сезон, перед Ринго встал вопрос, что делать с работой: все считали, что бросать ее глупо, так как в учениках ему оставалось проходить всего около года. Но он без колебаний сделал выбор в пользу Рори Сторма и Батлинс.

Именно тогда Ричард Старки превратился в Ринго Старра, «Ринго» из — за его пристрастия к кольцам, и «Старр» — потому что руководство лагеря решило подсократить его фамилию, чтобы назвать ту часть шоу, где он выдавал свое звездное соло на барабанах, «стар — тайм». Проиграв пару лет с Рори Стор — мом в одной из лучших групп Ливерпуля, Ринго всерьез задумался о том, чтобы эмигрировать в Америку и попробовать там заняться чем — нибудь другим. Он уже заполнил часть выездных анкет, когда «Битлз» сделали ему свое предложение.

Через пару недель после нашей свадьбы ребята вместе с Брайаном отправились в Лондон подписывать пятилетний контракт с Parlophone. Еще неделю спустя они записали свой первый сингл Love Me Do, песню, сочиненную Джоном и Полом. Меня несколько удивил этот выбор: на мой взгляд, песенка была не из лучших и звучала довольно монотонно. Однако Джон сказал мне, что так решил Джордж Мартин, которому понравилась его партия на губной гармошке. «Битлз» сделали около двадцати дублей этой песни, так что потом Джон просто слышать ее не мог. То же самое касалось и песни P. S. I Love You, предназначавшейся для обратной стороны пластинки. Но хуже всего, что во время записи Мартину не понравилось, как играет Ринго, и он решил заменить его на сессионного музыканта. Ребята были очень расстроены, а Ринго — просто ошарашен. Однако возразить никто не осмелился; Джордж уже несколько перегнул палку, когда на предложение Джорджа Мартина: «Если вам что — то не нравится, только скажите» — ответил: «Ну, для начала, мне не нравится ваш галстук». Эта ремарка, столь типичная для их коллективного чувства юмора, с тех пор стала почти бессмертной, но тогда они не на шутку перепугались, решив про себя, что им лучше помалкивать и продолжить запись. Пластинка вышла в начале октября. К огромному облегчению Ринго, из всех дублей Love Me Do для диска выбрали версию с его участием. Но на второй стороне играл другой барабанщик.

Как только сингл вышел, мы, затаив дыхание, принялись ждать его появления в чартах. Поначалу ничего особенного не происходило: несколько раз он звучал на «Радио Люксембург», неизменно вызывая возбужденные возгласы Джона. Однажды ребят даже показали с ней по местному телевидению в программе «Люди и места», но только через три недели Love Me Do появилась в хит — параде, правда, только на сорок девятой позиции. Конечно, это было лучше, чем ничего, но мы ожидали большего. Один Брайан не терял уверенности. «Не торопитесь. Еще не вечер», — говорил он.

В квартире Брайана, несмотря на все ее достоинства, жить на поверку оказалось не так просто. Когда Джона не было, я чувствовала себя там неуверенно. Да и вдвоем мы замучались все время отпирать и запирать наши двери. А самое неприятное, что в этом районе ошивались подозрительные личности. Однажды вечером, когда мы уже ложились, в дверь постучали. Из соседей никто не встал на стук, и Джон пошел открывать. Двое мужчин вороватого вида спросили какую — то Кэрол. Джон сказал им, что они, скорее всего, ошиблись домом, и вернулся в постель. Через некоторое время стук повторился. Мы услышали, как дверь с улицы открылась, и в дверь нашей спальни забарабанили кулаками. Это были опять те двое, и они кричали: «Мы знаем, что она там, ты, козел. Слышь, мужик, а ну верни нашу бабу — или порвем на куски!» Они продолжали стучать так сильно, что, казалось, дверь долго не выдержит. Потом попытались взломать замок. Мы с Джоном окаменели от страха. Я собралась с духом и заорала что есть мочи: «Тут только одна баба — я, Синтия. И я уже три месяца как беременна!!!»

Слава богу, они ушли, но мы всю ночь не сомкнули глаз, и потом, когда я оставалась одна в квартире, мне всегда было не по себе. Жизнь Джона становилась все более насыщенной, а мне все чаще приходилось коротать время в одиночку. Я и раньше — то старалась привлекать как можно меньше внимания на его концертах, а сейчас, когда стало видно, что я беременна, мы с Джоном договорились, что мне безопаснее оставаться дома. «Битлз», все еще неизвестные за пределами Ливерпуля, у себя дома имели целую армию поклонников, требующих все большего внимания. Девицы выстраивались в длинные многочасовые очереди у стен «Пещеры», чтобы увидеть их. Довольно часто на пути домой после вечернего концерта ребята проезжали мимо толпы девушек, стоящих за билетами в первые ряды на их дневное представление. Перед прибытием «Битлз» они по очереди бегали в туалет прихорашиваться перед зеркалом, чтобы выглядеть на все сто перед своими кумирами.