Герои Смуты - Вячеслав Козляков Страница 33

Гетману часто приходилось ездить по разным калужским городам, чтобы договариваться о единой позиции на переговорах с королем Сигизмундом III. В одной из таких поездок он получил из Перемышля письмо от Федора Кирилловича Плещеева, извещавшего о приезде туда людей из Тулы от Ивана Заруцкого и об отсылке Прокофием Ляпуновым своих послов: «Да и от Прокофья к тебе идут послы о том же о добром деле и о совете; а совету де с тобою Прокофей и все городы добре рады». Это оказалось на руку Сапеге, который стремился удержать свое войско в калужских городах в ожидании решения короля. Во всяком случае, Федор Плещеев с большой радостью передавал слова послов Ляпунова: «А про заслуженное де они так говорят: не токмо что де тогды заплатим, коли кто будет царь на Москве, нынече де ради заслуженное платить» [182]. Не случайно, что именно Федора Плещеева отправили из Перемышля в Тулу 19 февраля (1 марта) 1611 года [183]: видимо, он должен был продолжить переговоры с Заруцким от имени гетмана Сапеги.

Выжидательная тактика гетмана и начало его переговоров с вождями земского движения в Калуге и Туле помогли ему в достижении своих целей. В королевском лагере под Смоленском вынуждены были все-таки пойти на уступки сапежинцам: их согласились уравнять в заслугах с полком Александра Зборовского, перешедшим на службу к королю сразу после распада Тушинского лагеря. 3(13) марта Сапега уехал под Смоленск, оставив войско на попечение войскового маршалка Чарнецкого. Проведя переговоры в Смоленске, гетман известил войско о их результатах и отправился в свое литовское имение в Усвят, где пробыл до конца апреля 1611 года [184]. Там он получил письмо от короля Сигизмунда III, извещавшего его о действиях Первого ополчения, начавшего осаду Москвы. Гетману напоминали про его обещание вернуться к своему войску, что он вскоре и исполнил.

В отсутствие Сапеги воеводы Первого ополчения продолжали переговоры о совместных действиях с сапежинцами, бывшими куда сговорчивее, чем их гетман. Сохранилось адресованное Сапеге послание от «великого державного Московского государъста царъского величества боярина и воеводы» Ивана Заруцкого [185]. При публикации письмо было датировано февралем 1611 года, но на самом деле совместные переговоры Заруцкого и Ляпунова велись с сапежинцами во время прихода ополчения под Москву в конце марта — начале апреля 1611 года. Прокофий Ляпунов обратился с таким же посланием к маршалку сапежинского войска Чарнецкому [186]. Текст обоих посланий Заруцкого и Ляпунова совпадает. В грамотах земских воевод говорилось о присылке послов от сапежинского войска для договора «к Москве». Титул, употребленный Заруцким в послании Сапеге, несколько отличается от того, который позднее будет дан ему в Первом ополчении: «великого Росийские державы Московского государьства боярин и воевода»т. Вставка в титул упоминания о «царьском величестве» могла свидетельствовать о том, что в самом начале движения Иван Заруцкий отстаивал преемственность службы самозваному «царику». Он не случайно находился рядом с Мариной Мнишек и ее сыном «царевичем» Иваном Дмитриевичем, поэтому такое упоминание было ему важно. Местническими обстоятельствами можно объяснить и появление двух полностью совпадающих по содержанию обращений: Заруцкого — к Сапеге и Ляпунова — к маршалку его войска [187]. Причем почетнее, конечно, было напрямую обратиться к Сапеге, хотя тот и отсутствовал в момент обращения в войске, да и вообще в Русском государстве.

Переписка с сапежинцами показывает, что начало переговоров предварял оживленный обмен грамотами. В послании Ивана Заруцкого гетману Яну Сапеге говорилось: «…И писанные твои листы, в Колугу и на Тулу к бояром и воеводам, и ко мне, прочитая, душевне веселюся» [188]. В грамоте Прокофия Ляпунова маршалку Чарнецкому почти так же: «…И писанные от вас к нам листы, в Колугу и на Тулу к бояром и воеводам, и на Резань ко мне к Прокофью, прочитая, душевне веселимся» [189]. Оба воеводы земского ополчения писали о своей радости, видя обращение сапежинцев к союзу с ними: «…зря ваше крепкое утвержение и от неправды отлучение».

Они вспоминали «польского короля неправое востание на Московское государство и всемирное губителство в настоящее сие время» (в этом, как и в других местах послания, осуждалось пролитие «крови неповинной и неискусозлобивых младенец», в чем можно видеть намек на события 19 марта 1611 года). В грамоте Ивана Заруцкого Сапеге вставлен даже пассаж о вине короля Сигизмунда III и гетмана Жолкевского в том, что сапежинское войско не получило своих денег: «Да не токмо к Московскому государьству полской король под присягою неправды свои показал, но и вам, природным людем своим, всему рыцерству, которые в правде с тобою служили и скарб свой утратили, как пришол к Москве гетман Желковский и вам всему рыцерству заслуженное ваше и что скарбов своих утратили, под присягою обещали; и как гетмана Желковского с королевскими людми в Москву пустили и они тебе и всему рыцерству в заслугах ваших посмеялись и во всем вам солгали; что вам и самим королевская правда ведома» [190]. Сапежинцам предлагалось «прислати послов своих к нам к Москве, а самим бы вам всему великому рыцарству побыти, ожидая послов своих от нас, в тех же украинах, где вам годно». С представителями сапежинского войска обещали заключить «истинный договор», отпустить их «тотчас» и, главное, прислать впоследствии с послами из ополчения «заслугу вашу». И Ляпунов, и Заруцкий говорили при этом, что действуют, «воздавая должное» своим будущим союзникам, от имени «всей земли». В итоге сапежинцы всё же предпочли договор с королем Сигизмундом III, узнав о королевской ассекурации 17 (27) марта 1611 года, по которой король соглашался выплатить жалованье, правда, не ранее того времени, «как только Бог даст нам сесть на Московском престоле». Если бы король и потом, спустя полтора года, не исполнил своего обещания, то гарантией обеспечения королевской ассекурации становились все «крепости» и доходы с уездов Северской и Рязанской земель. В отсутствие Сапеги войско согласилось на эти условия и на генеральном «коло» 16 (26) апреля 1611 года приняло решение о походе в Москву. В мае оно шло походом через Козельск, Мещовск и Медынь. Однако без гетмана далеко уйти им не удалось. Сомнения по поводу королевских обещаний тоже никуда не исчезли. 10 (20) мая 1611 года, когда «колеблющиеся» сапежинцы находились в Медыни, к ним приехали послы от Трубецкого, Ляпунова и Заруцкого (воеводы ополчения названы именно в таком порядке), «чтобы войско вошло с ними в какое либо соглашение». Тогда же гетман Ян Сапега снова оказался в королевской ставке и получил сведения о том, что его войско перешло на службу королю и отправилось на помощь столичному гарнизону. Один казак, приехавший под Смоленск, сообщал даже, что сапежинцы нанесли поражение войску Заруцкого, причем было убито якобы 12 тысяч человек. Скорее всего, в королевском лагере намеренно хотели создать у Сапеги иллюзию того, что его полк давно и успешно воюет на стороне короля [191].