Броня генетической памяти - Татьяна Миронова Страница 34

Как и во всякой демократии, на мирском сходе были не только свободные партии и независимые мнения, но и влияли договоренности, направляемые повсеместно мироедами или говорунами, горланами, горлопанами, харлапаями-шалопаями. Эти люди не боялись попасть в «выскочки» и обременить себя общественной службой, потому что вкладывались в общество деньгами и хлебом больше других или уже отслужили обществу отбытием рекрутской и иных повинностей.

Они позволяли себе вершить внутреннюю мирскую политику, интриговать, оказывать влияние, добиваться своего.

Русский парламентский строй не обходился и без выборов должностных лиц в сельскую и волостную управу. Что примечательно, русские люди на выборные должности не рвались, даже вино ставили сходу, чтобы уберечься от «навалухи». Выборы для крестьян составляли бремя, ибо должности не столько честь делали человеку, сколько накладывали на него тягость, отвлекавшую от хозяйства, ведь каждый из нас, русских, искони и доселе понимает выборную власть как обязанность держать ответ за свои дела перед теми, кто тебя избрал. Вот каждый в общине и стремился отстраниться, а то и откупиться от общественной должности. Но и сход мирской на выборах определял человеку работу по его возможностям, чтобы была ему под силу служба, чтобы не был он отвлечен на все время от хозяйства, чтобы выбранный был сам рачительным хозяином, а не принадлежал к ленивому и малорабочему семейству.

Выборные в сельскую и волостную управу оказывались чаще всего люди не зажиточные. От управителей требовалось наблюдать за исполнением крестьянских повинностей, которые именовались тяглом, они собирались натурой – хлебом, мясом, рыбой или тем, что имелось в угодьях данной местности. Существовали помимо этого и другие повинности, к примеру, подводная, ее вносили деньгами, – своеобразный транспортный налог. Были повинности, обеспечивавшие благоденствие самой общины. Пожарную часть несли все по закону. Постройка церквей, хлебных магазинов, школ лежала на всем обществе, для этого собирали с каждой души по нескольку копеек. На мирских сходах принимались обязательные для всей общины постановления о сроках сельскохозяйственных работ, сенокосов, рыбной ловли и выпасов. Мирской сход принимал решения о строительстве школ, библиотек, храмов, приглашал священника для молебнов, устраивал братчины. Словом, русская демократия была воистину разумна, свободна и справедлива. Не оставалось отстраненных от управления мужчин-домохозяев, отвечающих за свою семью и хозяйство. Не было желающих попасть во власть для того, чтобы урвать кусок побольше и пожирней. Мирской сход не давал человеку, даже самому разнесчастному, погибнуть от голода и холода.

Мирское самоуправление, время от времени разгоняемое или упраздняемое государственной властью, неизменно возобновлялось, как только возникала необходимость поступательного и надежного развития страны. Так, после революции 1917 года, выбросившей лозунг «Вся власть Советам!», а на деле отдавшей страну в управление ленинской еврейской «гвардии», потребовались десятилетия для восстановления так называемой «советской власти», архетипически повторявшей многовековую русскую общинную демократию, с присущим ей бременем ответственности перед избравшим руководителя народом. В перевороте 1991 года по «советской демократии» был нанесен разрушительный удар, и теперь русское самоуправление начинает формироваться снизу, вновь возвращаясь к русским общинам, казачьим кругам, мирским народным сходам, ибо чувствуем, что официальные демократические выборы в России – это не наша, не русская власть.

Мы, русские, стремимся отвечать за самих себя и за своих близких и не любим, чтобы кто-то нам в этом указывал, как то происходит в российской выборной системе. Мы не рвемся в «выскочки» – во власть, сознавая, что здесь придется нести за все ответственность и отвлекаться от своего насущного, любимого дела. Этим сегодня пользуются инородцы, у которых совсем иные архетипы – стремление к первенству, извлечение из должности выгод и прибылей, но никак не несение обязанностей. В России как будто бы и ныне демократия, но нынешняя демократия – нерусская, несправедливая. К выборам допускаются не домохозяева – ответственные за свою семью и дело русские мужики, а все подряд граждане страны. От управления эти люди все равно отстранены, они лишь передают свои голоса поистине выскочкам наверху. А выскочки норовят хапнуть, воспользовавшись своей властью и тем, что ответственные и достойные русские люди туда не стремятся и не контролируют выбранных ими выскочек, ведь мы привыкли доверять тем, кого выбрали. Но доверять до времени. Ведь за доверенную власть рано или поздно в России приходится держать ответ перед народом.

Итак, русский народ искони был народом самоуправления. Вечевой строй сменялся мирскими сходами, мирские сходы – советами народных депутатов. И попытки подменить народные собрания властью ли алчных бояр, безжалостным немецким чиновничьим управлением, директивным обкомовским руководством или современным административным диктатом жадных до наших богатств инородцев неизбежно приводили и будут приводить к бунтам и революциям. Русская демократия с ее требованиями спроса и ответа за доверенную народом власть прокладывала себе дорогу через любые засеки и завалы и проложит ее вновь.

Русский человек известен своим неуважением к писаным законам, полагая для себя возможным ими пренебрегать: «Не всякий прут по закону гнут». У русских не только «дураку закон не писан», но и всякому – по потребности: «Нужда закона не знает, а через шагает». Причем неисполнение законов допускалось и законодателями, и законоблюстителями, так что ни истца, ни ответчика совесть никогда не терзала, твердя в оправдание: «Законы святы, да судьи супостаты», «Закон что дышло, куда повернул – туда и вышло». Но и без законов русские никогда не жили, на протяжении столетий руководствуясь тем, что называется ныне обрядом и обычаем.

Как наказывались преступники в юридических обычаях русского народа? Такой вопрос встает, когда мы наблюдаем сегодня ужесточение наказаний за самые незначительные прегрешения и, напротив, снятие всякой уголовной ответственности за преступления, которые, по свидетельству нашего здравого смысла и совести, должны повлечь за собой суровую расплату. Совесть и здравый смысл русского человека противятся многим нынешним вердиктам и приговорам судов, значит, мы обладаем каким-то внутренним ведением исконной подлинно русской справедливости, где не всякая вина считалась преступлением, где тяжким грехом полагались поступки, обыкновенные в современном обществе.

Древняя система русского уголовного права сохранилась в старинных документах, таких как «Русская правда», свод законов, бытовавших на Руси тысячи лет и записанных в ХI веке при князе Ярославе Мудром. Эта система в осколках своих удерживалась в русских обрядах, пока существовала в России крестьянская община. Сейчас отголоски народного уголовного права находим в поговорках.

Народные представления о преступлениях всегда отличались от того, что считалось преступлением по государственным законам. В среде русских не считалось воровством кража хлеба, если его у тебя нет. Не полагали запретным взять репы, редьки, морковки с чужого поля в небольшом количестве, только для себя, чтобы не умереть с голоду. А еще русские не видели ничего зазорного в том, чтобы в чужих или государственных угодьях заготовить без пошлины дров, леса для постройки или жердин для ограды. Взять птицу или зверя из чужой ловушки, ловить рыбу в не принадлежащих общине озерах и реках, валить чужой лес – не значилось преступным в глазах крестьян. По их справедливым понятиям, и леса, и реки, и охотничьи угодья не чьи-нибудь, а Божьи, и каждый может ими бесплатно пользоваться. Сквозь пальцы смотрели и на тех, кто распьяным-пьяно напивался в праздники и воскресные дни.