Арабы. История. XVI–XXI вв. - Юджин Роган Страница 36

Реформы танзимата привели Османскую империю на опасную территорию. Преобразования, противоречащие верованиям и ценностям большинства населения, грозили привести к восстанию против власти правительства и насилию в отношениях между подданными султана.

Османский султан не был первым мусульманским правителем, уравнявшим мусульман, христиан и евреев. Мухаммад Али сделал это в Египте еще в 1820-х годах, хотя им двигала не столько забота о правах религиозных меньшинств, сколько желание обложить налогами и распространить воинскую повинность на всех жителей провинции независимо от их конфессиональной принадлежности. Во время оккупации Великой Сирии в 1830-х годах подобное насаждение равенства вызвало сопротивление со стороны местных ревнителей веры, но Мухаммад Али был достаточно силен, чтобы заставить замолчать недовольных и навязать свою волю. Глядя на реформаторские усилия Мухаммада Али, османы, вероятно, решили, что смогут сделать то же самое, не спровоцировав гражданские беспорядки.

Египетская оккупация также открыла арабские провинции Османской империи для европейской коммерции. Бейрут стал важным портом Восточного Средиземноморья, а торговцы из Европы получили доступ к удаленным от побережья новым рынкам, ранее закрытым для них, таким как Дамаск. В качестве посредников — переводчиков и агентов — европейцы использовали местных христиан и евреев. В результате благодаря своим связям с европейскими коммерсантами и консульствами некоторые христиане и евреи разбогатели, а многие также получили европейское гражданство и вместе с ним — иммунитет от османской юрисдикции.

В 1840-х годах мусульманская община Великой Сирии уже возмущалась привилегиями, которыми пользовались арабские христиане и евреи. Внешние силы нарушили хрупкое равновесие между общинами. Впервые в истории в арабских провинциях начались вспышки межконфессионального насилия. В 1840 году евреи Дамаска были обвинены в ритуальном убийстве католического священника и подвергнуты суровым репрессиям со стороны властей {9}. В октябре 1850 года толпа мусульман в Алеппо напала на дома зажиточных христиан, в результате чего были убиты десятки и ранены сотни человек. Это стало беспрецедентным событием в истории города, а причиной было недовольство мусульманских торговцев, чьи дела шли неважно, в то время как их христианские соседи стремительно обогащались благодаря коммерческим связям с Европой {10}.

В Горном Ливане назревали еще более серьезные проблемы. Египетская оккупация 1830-х годов привела к разрушению сложившегося там политического порядка и вбила клин между маронитами, поддержавшими египтян, и друзами, не принявшими новых властителей. Когда после ухода египтян друзы вернулись в Горный Ливан, они обнаружили, что в их отсутствие марониты стали богаты и могущественны и завладели оставленными ими землями. Требование друзов вернуть землю и борьба за власть между общинами привели в 1841 году к вспышке межобщинной вражды, которая с перерывами продолжалась следующие два десятилетия, подпитываемая тем, что друзов поддерживала Британия, а маронитов — Франция.

Османы решили воспользоваться вакуумом власти, чтобы усилить административный контроль над этой провинцией. Они отстранили от власти дискредитировавший себя род Шехабов, правивший с конца XVII века, и разделили Горный Ливан на две части: северная подчинялась маронитам, южная — друзам. Разграничивала их дорога Дамаск — Бейрут. Такое разделение не имело под собой ни географических, ни демографических оснований, поскольку марониты и друзы жили по обе стороны этой границы. В результате напряженность между двумя общинами только обострилась. Маронитская община также страдала от глубокого внутреннего раскола между правящими семьями, духовенством и крестьянами, что выливалось в массовые крестьянские восстания и еще больше осложняло ситуацию. К 1860 году Горный Ливан превратился в пороховую бочку. Друзы и марониты создали вооруженные формирования и приготовились к войне.

27 мая 1860 года трехтысячный вооруженный отряд христиан из города Захле выдвинулся на юг, чтобы отомстить друзам за нападения на крестьян-маронитов. На дороге Бейрут — Дамаск у деревни Айн-Дара их встретил небольшой отряд друзов численностью около 600 человек. В завязавшемся сражении друзы нанесли христианам сокрушительное поражение и перешли в наступление, разграбив несколько деревень. Битва при Айн-Дара положила начало кровопролитной войне на уничтожение. Марониты терпели одно поражение за другим, а друзы захватывали их города и деревни, устраивая то, что сегодня мы назвали бы этнической чисткой. По словам очевидцев, по улицам горных селений текли реки крови.

В течение трех недель друзы захватили весь юг Горного Ливана и долину Бекаа. Последним под их натиском пал христианский город Захле, находящийся к северу от дороги Бейрут — Дамаск. 18 июня он был взят, все защитники убиты, а жители бежали. Христианские силы были разбиты, и друзы стали полноправными хозяевами Горного Ливана. В ходе этой гражданской войны было уничтожено не менее 200 христианских поселений; десятки тысяч христиан погибли, получили ранения или остались без крова {11}.

События в Горном Ливане усилили межконфессиональную напряженность в Великой Сирии. После указа о реформах 1856 года и уравнивания в правах османских граждан всех вероисповеданий отношения между мусульманской и христианской общинами уже стали обостряться. Многие дамасские историки отмечали, что христиане с обретением равноправия изменились. Они перестали признавать за мусульманами традиционные привилегии, начали носить одежду, которую раньше могли надевать только мусульмане. Они становились все более уверенными в себе и дерзкими. «Дошло до того, — с возмущением писал один мусульманин, — что, ссорясь с мусульманином, христианин не только отвечал на оскорбления, высказанные тем, но и добавлял сверх того» {12}. Мусульманам Дамаска такое поведение казалось непереносимым.

В этом с ними соглашались даже некоторые христиане. Михаил Мишака, уроженец Горного Ливана, находившийся на службе у правящего рода Шехабов во время египетской оккупации в 1830-х годах, перебрался в Дамаск и сумел стать вице-консулом относительно второстепенного по тем временам государства — Соединенных Штатов Америки. «Когда империя начала осуществлять реформы и провозгласила равенство своих подданных независимо от их религиозной принадлежности, — писал он, — некоторые невежественные христиане зашли слишком далеко в своем понимании равенства и сочли, что отныне никому не обязаны повиноваться и никого не обязаны почитать. Они решили, что теперь самый ничтожный христианин стоит вровень с самым высокопоставленным мусульманином» {13}. Нарушая сложившиеся веками условности, христиане Дамаска невольно способствовали росту межконфессиональной напряженности, за что им пришлось дорого заплатить.

Мусульмане Дамаска следили за кровавыми событиями в Горном Ливане с мрачным удовлетворением. Они, отчасти небезосновательно, полагали, что ливанские христиане сами спровоцировали друзов своим высокомерным поведением, и радовались поражению христиан, нисколько не сожалея о кровопролитии. Новость о падении Захле «вызвала в Дамаске такое ликование и празднование», писал Мишака, что «можно было подумать, будто империя победила Россию». Растущая враждебность со стороны мусульман стала тревожить христиан Дамаска.