Возвращение Фабрицио - Марк Фруткин Страница 38

В дальнем углу на стене висела картина под небольшим деревянным навесом, защищавшим ее от капризов погоды. Настоятельница направилась прямо к ней, адвокат двинулся следом. Настоятельница объяснила:

— Говорят, падре Камбьяти писал ее с герцогини, когда та была красивой молодой женщиной. Я должна вернуться, а вы, ваше высокопреосвященство, можете оставаться сколько хотите. Пошлите за мной, если вам что-нибудь понадобится.

Закрыв за собой дверь, она оставила монсеньора в тишине двора. Он еще долго слышал, как эхо ее шагов разносилось по коридору, а затем перенес все внимание на картину. Она сильно выцвела, пострадала от дождя и солнца, краска частично облупилась. Основными цветами одежд святой Агаты, — если это вообще она, здесь пока никакой ясности, — художник выбрал темно-синий и золотой. Лицо у женщины на картине было прекрасным и спокойным, но слишком маняще-красивым для святой. Адвоката дьявола вдруг осенила догадка. Камбьяти, должно быть, провел здесь много часов, в полнейшем уединении с прекрасной моделью. Достаточно времени, чтобы… Обернувшись, он посмотрел на дверь. Приди сюда кто-нибудь, он бы услышал шаги, прежде чем дверь откроют.

Аркенти подошел к картине, отыскивая улики. Он не знал точно, что ищет, но Бодини настаивал: смотрите внимательно, очень внимательно, и увидите! И монах качнул запрокинутой головой, широко раскрыв глаза.

На заднем плане Камбьяти изобразил обычный для Ломбардии сельский пейзаж: поля пшеницы, несколько лошадей и коров, липовая роща, вдалеке вьется речка. Здесь адвокат не видел ничего необычного. Он обратил внимание на стоящую в полный рост женщину, рассмотрел ее одежду, почти уткнувшись носом в стену и стараясь не упустить ни одной детали. Ничего. Ее руки, нежные, с длинными пальцами. В правой она держала белую лилию, поблекший зеленый стебель повторял изгибы реки на заднем плане. Левая рука поднята, палец направлен точно вверх, словно указывает что-то высоко в небе. В ее ногах, в ее теле, в осанке не было ничего необычного. Адвокату почудилось нечто странное на шее, но он понял, что это застрявший кусочек листа.

Адвокат отошел подальше, перевел дух и осмотрел картину заново. Его привлекало лицо, его матовое сияние. Губы слегка раскрыты, на щеках розовый румянец, прекрасный нос. Он подошел снова и заметил, что фигура одного с ним роста. Адвокат стоял, глядя женщине прямо в глаза, и тогда увидел. Он ахнул. Вот, в левом зрачке, золотистый узор, словно солнечный блик.

Несколько мазков кисти, и все ставится под сомнение.

Аркенти поспешил со двора, погрузившись в размышления. Зачем Камбьяти это изобразил? Нужно ли написать генералу иезуитов? Любезный кардинал, скорее всего, сделает выводы, возможно, неверные. Он ничего не сообщит кардиналу Коцио и, возможно, остальным. Если я не доложу, а после это выплывет, что тогда?

Тем вечером он сидел, стараясь совладать с мыслями, и решил снова написать своему другу в Риме, Карло Нери.

Занимаясь учеными трудами в библиотеке Ватикана, тот мог получить доступ ко всем материалам.

Аркенти снова подумал о Риме, о том, что оставил позади. Что там происходит, какие заговоры плетутся в мое отсутствие? Кардиналу Коцио нельзя доверять. Нери, несмотря на наше соперничество, кажется, поддерживал меня в последние несколько лет. Порой мне хочется, чтобы адвокатом дьявола выбрали его, как он хотел. Нери, возможно, больше подходит на эту роль. Но к его чести, когда решение было принято, я не заметил ни враждебности, ни зависти. Напишу ему на рассвете.

Адвокат наблюдал из окна своих покоев рассвет, густой туман над площадью, но словно подсвеченный изнутри розовым перламутром. Он думал о картине в монастырском дворе, о крохотной золотой букве алеф, первой букве еврейского алфавита, спрятанной в зрачке, почти незаметной. А что, если Камбьяти был скрытым иудеем, тайным иудеем? Или просто в жилах его оставалась толика еврейской крови от далеких предков? Святой иудей, это все чрезвычайно осложняет. Разумеется, будь он истинным обращенным, ничего страшного. Но как часто такие обращения вызывали вопросы? Особенно те, что случились много лет назад по принуждению?

Аркенти не хотел думать о таком осложнении, особенно на поздней стадии расследования. Он покачал головой, склонился над столом и начал писать.

Дражайший Карло,

Господь да благословит тебя. Надеюсь, ты получил мое последнее письмо, находясь в добром здравии. Думаю, теперь, когда Бенедикт преставился, в Риме неспокойно. Ты должен сообщить мне, кто окажется вероятным преемником. Он был хорошим человеком с ясным умом. Мне, например, будет не хватать его присутствия и руководства. Будем надеяться, что следующий понтифик столь же искусно будет примирять различные силы в своих владениях.

Дело в Ломбардии проще не становится. Хочу просить твоего содействия в поиске некоторых сведений, как делал несколько раз в прошлом. Такие сведения невозможно разыскать, находясь в этом провинциальном городке. Место чудесное, но никак не является средоточием знаний. Как бы то ни было, полагаюсь на твое безусловное мастерство в поиске ответов на вопросы, беспокоящие меня и имеющие отношение к кандидатуре Камбьяти. Уверен, что мои вопросы и твои поиски останутся тайной.

Прежде всего, насколько я помню, иудеев изгнали из Испании в 1492 году. Нет ли где-нибудь указания на то, что некоторые из них прибыли в Ломбардию? Я хотел бы знать, не переселялись ли в то время испанские семьи или отдельные лица в Ломбардию или прилегающие области.

Затем, я хотел бы получить как можно больше сведений о фамилии Камбьяти. Не попадалась ли тебе такая в твоих изысканиях? Любые упоминания о ней могут помочь. Я встретил ее несколько раз в местных церковных записях о рождениях и свадьбах, но не раньше 1577 года от Рождества Христова.

Надеюсь, тебе удастся как можно скорее собрать сведения и переслать их мне в Кремону. И снова надеюсь, что ты сохранишь в строжайшей тайне это письмо и все, что узнаешь.

Слава Господу нашему.

Монсеньор Микеле Аркенти, Promotor Fidei.

Плотно пообедав тушеным мясом осла — это блюдо не числилось среди его любимых, но хозяин, казалось, не умел готовить ничего, кроме тушеного осла, лошади или жуткого набора потрохов, — Аркенти решил, что загородная прогулка взбодрит его лучше обычной сиесты.

В последние дни жара спала, и он подумал, что стоит поискать какое-нибудь приятное место на берегу По. Добравшись до городской стены, священник миновал ворота и направился к реке.

Летний день сиял, высокая трава на равнине волнами колыхалась под порывами легкого ветра, солнце ярко освещало иссушенные холмы.

Аркенти шел долго, зная, что ему следовало бы воспользоваться этой прогулкой и обдумать все, что он узнал о кандидате в святые, но мысли его неизбежно возвращались к девушке. Эта старуха, она как будто бы приглашала меня… Или я все еще тешу себя надеждой, расплывчатой, как туман?