От фермы к фабрике. Новая интерпретация советской промышленной революции - Роберт Аллен Страница 38

Третий вариант объяснения спада на рынке сельскохозяйственной продукции — сокращение «добавленного выхода» (налоги и аренда) в постреволюционную эпоху. В 1913–1928 гг. произошло падение объемов налогов и аренды на 51 % в реальном выражении (Аллен. 1997), причем в основном снижение касалось аренды. По одной из версий, крестьяне продавали продукты, чтобы изыскать средства для оплаты налогов и ренты, следовательно, снижение этих статей расходов привело к сокращению объемов продаваемой продукции (Гатак и Ингерсент. 1984, 44–47).

Четвертая теория, стремящаяся объяснить спад в торговле, предполагает отсылку к событиям 1923 г. — «кризису ножниц цен». Согласно этой теории, спад на рынке сельскохозяйственной продукции является следствием ухудшения условий торговли в аграрном секторе, а именно — удешевления товаров сельскохозяйственной отрасли по сравнению с промышленными товарами (или, напротив, удорожания промышленных товаров). В основе этого подхода лежит идея о том, что крестьяне продавали свою продукцию, чтобы привлечь средства для покупки промышленных товаров и уплаты налогов. При повышении относительной стоимости товаров промышленной категории крестьянин стремился приобретать меньше фабричных изделий и потреблять больше продукции собственного производства. В 1920-х гг. советское правительство предпринимало попытки манипулировать условиями торговли в пользу крестьянства с целью стимулировать рост рынка сбыта сельскохозяйственной продукции; к середине десятилетия для решения этой проблемы цены в промышленном секторе занижались принудительно. Однако единственным результатом подобной политики стало вовсе не расширение торговли, а отсутствие товаров в общественных магазинах и соответствующие жалобы крестьян на невозможность приобрести продукцию по официально установленной цене! (Джонсон и Темин. 1993; Грегори. 1994)

Несмотря на то что дискуссия о состоянии торговли имеет важные предпосылки, в ней прослеживается один серьезный недостаток — по нескольким аспектам в 1928 г. условия торговли соответствовали той ситуации, которая была в 1913 г. График 4.2 отражает три аспекта условий торговли. Коэффициент соотношения цен на сельскохозяйственный опт и промышленный опт в 1922–1923 гг. был на 47 % ниже, чем в 1913 г. Однако уже к концу десятилетия его значение восстановилось, практически сравнявшись с довоенным показателем, равным 1. При этом анализ поведения индекса розничных цен свидетельствует о еще более экстремальных значениях: несмотря на то что уровень инфляции на рынке промышленных товаров за период с 1913 по 1922–1923 гг. на 80 % превысил инфляцию на рынке продовольствия, согласно индексу розничных цен, к 1928 г. эти показатели вернулись к первоначальным значениям. Расчет розничных условий торговли, включая анализ данных по регулируемым ценам государственных и кооперативных магазинов, демонстрирует приблизительное сходство моделей изменения цен [52].

Тем не менее ни один из упомянутых критериев торговых условий нельзя считать релевантным, поскольку крестьяне выставляли свои товары на оптовую продажу, при этом покупая промышленную продукцию по розничной цене. То есть в качестве оптимального индекса условий торговли целесообразно применять отношение оптовых цен на сельскохозяйственные товары к розничной стоимости непродовольственных товаров промышленного сектора. В 1922–1923 гг. данный коэффициент, который я именую «транзакционными условиями торговли», был на 53 % ниже уровня 1913 г., однако, в отличие от предыдущих примеров, даже к концу 1920-х гг. его уровень поднялся лишь на 18 %.

График 4.2. Условия торговли сельскохозяйственной продукцией, 1913–1927/1928

Источник: в работе Аллена (1977, 409) приведены ряды данных, взаимно обратные использованным в построении этих графиков.

Итак, можно ли утверждать, что степень снижения транзакционных условий торговли оказалась достаточной, чтобы спровоцировать изменения на рынке сбыта в 1920-х гг.? Или же присутствовали иные факторы, сыгравшие роль в этом процессе? Степень подверженности рынка сельскохозяйственной продукции влиянию ценовых колебаний была объектом масштабных спекуляций, но редко подвергалась анализу. Диапазон мнений по данному направлению экономических исследований включает самые противоположные варианты: от предположения Миллара (1970; 1976), согласно которому спрос крестьянства на товары промышленного производства, а следовательно, и объем продукции, выпускаемый ими на продажу, не зависел от ценовой политики, до утверждения Хантера (1988) о том, что объемы производства зерна могли быть значительно увеличены при сравнительно небольших издержках, если бы в начале 1930-х гг. крестьяне не произвели столь резкое сокращение поголовья лошадей [53].

Можно, конечно, обратиться к исследованиям экономической истории развивающихся стран: детерминанты рынка в 1960-е гг. стали предметом жарких дискуссий, прекратившихся лишь в эпоху «зеленой революции», достижения которой позволили существенно нарастить объемы производства, сняв тем самым остроту проблемы [54]. К сожалению, даже в рамках этих исследований нет единого мнения по данному аспекту; ученые приходили к совершенно противоположным — как позитивным, так и негативным — выводам в оценке эластичности рынка. Хотя следует отметить, что в некоторых выводах исследователям удалось прийти к согласию. Первый заключается в том, что расширение рынка сбыта продукции аграрного сектора зависит от масштабов крестьянских хозяйств — это убеждение разделяла основная масса большевиков. Второй гласит, что рост продаж пропорционален росту уровня производства на фермах любого масштаба. Именно вторая идея раскрывается в модели, описанной в этой главе.

С учетом подобного расхождения выводов оценка чувствительности рынка сельскохозяйственных товаров к колебаниям цен представляется первоочередной задачей при анализе опасений, царивших среди большевиков в послевоенный период, которые полагали, что неполноценность рынка сбыта продукции аграрного сектора является препятствием для промышленного роста [55]. Моя оценка степени реакционности рынка строится по модели, основанной на данных 1913 и 1928 г. [56] В рамках этой модели объем сельскохозяйственного производства рассматривается как исходная переменная, а крестьяне — как потребители. Они продают продукцию собственного производства с целью изыскания средств для уплаты налогов и приобретения промышленных товаров. Кривая безразличия отражает готовность крестьян к перераспределению объемов потребления между двумя категориями товаров, а эмпирической задачей является оценка степени этой готовности на основе данных по уровню цен и моделям поведения потребителей.