Наполеон. Последняя любовь - Томас Костейн Страница 39

— Мне кажется, что каждое утро вы должны совершать прогулку верхом. Еще до завтрака. А днем отправляться на долгую пешую прогулку. Но гулять не так, как вы делаете, когда что-то обдумываете. Вот так.

Его шляпа лежала на столе. Девушка взяла шляпу и надела ее на голову, а потом начала медленно прогуливаться, заложив руки за спину, медленно и напряженно ставя ноги на землю. Потом Бетси положила шляпу на стол и снова села.

— Гулять следует не так, сир. Возможно, таким образом вы находите решение сложных проблем, но талия у вас от этого не становится меньше.

— Мне ясно, Бетси, что вы превратитесь в упрямую жену какого-нибудь англичанина с длинными усами и полным отсутствием подбородка. Вы неважно ко мне относитесь. Вам разве не известно, что каждое утро я просыпаюсь в шесть часов?

— Откуда мне знать? Вы же не встаете в это время?

— Мне все слышно, вы в это время развиваете ужасную активность. Я слышу, как вы насвистываете. Существует одна мелодия, которая вам, видимо, нравится…

— Вот эта? — Бетси начала насвистывать одну веселую и живую мелодию.

Наполеон кивнул головой.

— Это — Лиллибулеро. С помощью этой мелодии англичанам удалось свергнуть короля с трона. [38]

— Бетси-и, я тщательно изучал английскую историю и мне известно все, что связано с Лиллибулеро. Ваш Яков II был одним из самых глупых королей в истории страны, где практически все короли были глупыми. Я уверен, что эта музыка сначала была популярна в Европе.

— Нет! Музыку написал английский композитор. Великий композитор. Даже в бедной Англии встречаются такие композиторы!

Настроение у Наполеона резко изменилось, он выпрямился в кресле, которое сразу под ним заскрипело, и начал хохотать.

— Что ж, вы правы, и у вас имеется мужество спорить со мной! Возможно, вы правы. Малышка, мне нужно подумать о том, что мне предпринять. Наверно, стоит есть поменьше. Вы мне об этом ничего не говорили, но я все понимаю. По утрам я буду ездить верхом, а днем совершать быстрые прогулки. Мы будем вместе ездить верхом. Если я еще не встану, вам следует подъезжать к калитке и насвистывать Лиллибулеро. Тогда я сразу выйду, и мы помчимся прочь, как парочка молодых кавалерийских офицеров. Теперь, моя крошка, вы довольны?

Адмирал Кокберн сказал, что Лонгвуд был готов принять генерала Бонапарта, а сам Наполеон заявил, что Лонгвуд совершенно не готов для проживания там. Адмирал также сказал, что Лонгвуд станет удобной резиденцией для генерала и даже для бывшего императора. «Это место — настоящий коровник, там могут жить только крысы», — возразил Наполеон. «Вилла чем-то напоминает Мальмезон». — «Нет! Это ужасное строение, где не могут обитать даже слуги». — «Дом стоит на высоком плато, и там будет прохладно летом и тепло зимой». — «Строение находится на болотистой местности, и летом там будет удушающе жарко, а зимой будут постоянно дуть ветра».

Споры не прекращались, а в это время неопытные рабочие ставили деревянные перегородки и криво забивали проржавевшие гвозди. Наполеон понимал, что так или иначе ему придется отправиться в Лонгвуд. На острове для него не было другого места, за исключением красивого поместья, где жили губернаторы. Но разве какой-либо губернатор, имея в руках королевский приказ и надевая одежды, украшенные горностаем, позволит, чтобы кто-то покушался на его удобства? Кроме того, был «Брайарс», где Наполеон с удовольствием оставался там долгое время. Ему было приятно находиться в нормальной атмосфере семейства Бэлкум. Но так не могло продолжаться вечно. Для него пытались привести в порядок Лонгвуд, и туда он будет вынужден отправиться.

Как-то утром адмирал появился в «Брайарсе» и заявил человеку, потерявшему за один день империю при битве Ватерлоо:

— Генерал Бонапарт, мне кажется, что ваша резиденция готова и не стоит больше откладывать переезд.

Лицо Наполеона потемнело от ярости.

— Значит, ко мне относятся как к преступнику? Я — заключенный и должен отправляться в тюрьму?

— Мы сделали все, что смогли. Мне кажется, что вы там будете жить в комфорте.

— Только я могу обо всем судить.

— В таком случае, — заключил адмирал. Он был мягким человеком, и ему было сложно проявить твердость по отношению к Наполеону. — Вы должны нанести визит в Лонгвуд и сами проверить, что нам удалось сделать.

Наполеону пришлось с этим согласиться.

Через полчаса его карета была готова двигаться в сторону Лонгвуда. Каретой правил Аршамбо, а адмирал Кокберн сидел рядом с кучером. Наполеон занимал заднее сиденье. Наполеон огляделся и задал свой обычный вопрос.

— Где Бетси-и?

Бетси оказалась неподалеку. Она вышла на крыльцо и откликнулась:

— Я здесь.

Наполеон быстро заговорил с ней шепотом.

— Бетси-и, это ужасно. Я знаю, что буду очень страдать. Поехали со мной, чтобы я смог отвлечься от очередного оскорбления. — Он просто кипел от ярости. — Они нарушают элементарные нормы этики! А мы будем с вами разговаривать и даже найдем способ поссориться. Тогда мой ум будет занят, мне будет приятно ехать с вами.

— Да, сир, — согласилась Бетси. — Но я должна спросить позволения у мамы.

Мать позволила Бетси поехать, и девушка уселась на заднее сиденье. На ней было розовое платьице и шляпка с широкими полями и розовой лентой на тулье. Концы ленты падали девушке на плечи. Уже сидя в карете, император строго заявил кучеру:

— Аршамбо, никаких гонок сегодня. Помни, ты должен тихо ехать по узкой дороге и плавно брать повороты. Мадемуазель Бетси-и неприятно, когда ты начинаешь скакать как сумасшедший. Никаких глупостей.

Кучер уставился на императора. Он никак не мог понять, в чем тут дело.

Потом он послушно кивнул головой.

— Да, Ваше Императорское Величество, я буду ехать медленно.

День клонился к закату, когда карета вернулась в «Брайарс». Наполеон сошел со ступенек коляски и с мрачным лицом отправился к летнему домику. Бетси пошла к родителям. Они пили шерри под деревом.

— Что случилось, дитя мое? — спросила ее госпожа Бэлкум. Она увидела, что в глазах дочери стоят слезы.