Сталин - Дмитрий Волкогонов Страница 39

Пройдут десятилетия, прежде чем кто-то достаточно полно сможет описать характер Сталина. Этот человек сумел спрятать свои чувства очень глубоко. Даже гнев его видели немногие. Он был способен самые жестокие решения принимать спокойно. В будущем его окружение расценит это как признак великой мудрости и прозорливости. Разве всем дано сохранять спокойствие средь бесконечной сумятицы мира? Жалость была неведома Сталину. Чувства сыновней любви, любви к детям, внукам? Едва ли. Из всех своих внуков он видел по нескольку раз только детей дочери Светланы, да дочь и сына Якова, своего первенца. Личная жизнь была полностью огорожена. Только работа, работа, работа… Решения, совещания, указания, выступления…

Окружающий мир для Сталина был лишь белым или черным. Все цвета радуги бесконечно богатого мира втиснуты в схему: все, что не соответствует «линии», – враждебно. Полутонов не признавал. Любил, по сути, бинарную логику, вращение вокруг двух категорий: «да» и «нет». Категоричность и однозначность. Но жизнь ведь неизмеримо богаче: между добром и злом есть много волнующих неопределенностей, туманностей, переходов, игры красок бытия… Сталину было это не дано. Категоричный, телеграфный стиль записок, речей, докладов. Уже тогда это многим нравилось: человек дела, человек долга. Никаких сентиментальностей. Он не любил слово «гуманизм». Но об этом и многом другом пока никто и ничего еще толком не знает… Все в ЦК видят: выше партийной дисциплины, партийного долга и генеральной линии РКП(б) для Сталина ничего не существует.

В течение 1922 – начале 1923 года, пока болезнь окончательно не лишила Ленина возможности писать и диктовать, им было направлено Сталину несколько десятков записок, проектов документов, писем. Из них видно, что Ленин озабочен организационным и политическим решением ряда вопросов. Совсем не случайно через девять (!) месяцев после избрания Сталина на пост генсека Ленин приходит к выводу, что выбор сделан неудачно и его, Сталина, следует переместить на другой пост. В этом Ленина убедил ряд опрометчивых шагов, сделанных Сталиным на посту генсека еще при его жизни.

Так, например, ошибочным было решение Сталина в поддержку предложения Сокольникова и Бухарина об отмене государственной монополии внешней торговли. В своей записке Сталину Ленин категоричен:

«т. Сталин! Предлагаю… опросом членов Политбюро провести директиву: «ЦК подтверждает монополию внешней торговли и постановляет прекратить всюду разработку и подготовку вопроса о слиянии ВСНХ с НКВТ. Секретно подписать всем наркомам» и вернуть оригинал Сталину, копий не снимать.

15. V Ленин».

В сентябре, когда Ленин поправился после первого тяжелого приступа, Сталин выступил с идеей об «автономизации», т. е. об объединении национальных республик через их вступление в РСФСР. Фактически эта линия была на создание не Союза Советских Социалистических Республик, а Российской Советской Социалистической Республики, в которую на правах автономии войдут другие национальные образования. Сталин уже успел провести свое предложение через комиссию ЦК, занимавшуюся этим вопросом. Ленин среагировал немедленно в своем письме Каменеву, адресованном членам Политбюро:

«т. Каменев! Вы, наверное, получили уже от Сталина резолюцию его комиссии о вхождении независимых республик в РСФСР…

По-моему, вопрос архиважный. Сталин немного имеет устремление торопиться. Надо Вам (Вы когда-то имели намерение заняться этим и даже немного занимались) подумать хорошенько; Зиновьеву тоже…»

Пожалуй, никто так часто не бывал у Ленина в Горках во время его болезни, как Сталин. Иногда Владимир Ильич приглашал его сам, желая получить информацию о текущих делах, часто генсек приезжал по своей инициативе. Во время многочисленных бесед В.И. Ленин подробно расспрашивал о работе аппарата, ходе выполнения решений ЦК, интересовался здоровьем неважно чувствовавших себя Дзержинского, Цюрупы, других товарищей. Известно, например, что Ленин обсуждал и здоровье самого Сталина, побеседовав предварительно по телефону с лечащим врачом Сталина В.А. Обухом.

После опрометчивых шагов Сталина по продвижению идеи об «автономизации» Ленин приглашает 26 сентября генсека в Горки и около трех часов беседует с ним. Владимир Ильич подчеркивает, что объединение советских республик вопрос архиважный, не допускающий торопливости при его решении. Ленин предлагает принципиально новую основу для создания союзного государства: добровольное объединение независимых республик, в том числе и РСФСР, в Союз Советских Социалистических Республик с сохранением полного равноправия каждой из них. Сталин публично никогда не спорил с Лениным, обычно принимая его аргументы. Хотя, судя по некоторым источникам 20-х годов, позицию Ленина по национальному вопросу Сталин характеризовал как «либеральную».

Частые беседы вождя с генсеком были не просто способом получения информации, передачи советов, предложений больного лидера, но и одновременно учебой руководителя аппарата ЦК, его изучением. Думается, что Ленин в ходе многочисленных встреч и бесед со Сталиным смог хорошо понять сильные и слабые стороны этого человека. Поэтому оценки и предложения в отношении генсека, сделанные им в конце 1922 – начале 1923 года, – результат глубокого анализа и размышлений. Национальный вопрос, попытки Сталина решить его по-своему открыли для Ленина не только некоторые новые политические грани этой личности, но и прежде всего грани нравственные. В своих записках «К вопросу о национальностях или об автономизации» В.И. Ленин расценил сталинскую идею автономизации» как отступление от принципов пролетарского интернационализма. Как бы резюмируя, Ленин обобщает политические и нравственные характеристики генсека:

«Я думаю, что тут сыграли роковую роль торопливость и администраторское увлечение Сталина, а также его озлобление против пресловутого «социал-национализма». Озлобление вообще играет в политике обычно самую худую роль».

Достается здесь и Орджоникидзе за «рукоприкладство во время его поездки на Кавказ с комиссией. Орджоникидзе по заданию Политбюро ездил во главе комиссии, чтобы урегулировать конфликт, возникший в руководстве Компартии Грузии. Орджоникидзе не справился с заданием, более того, во время выяснения ситуации ударил одного из членов ЦК Компартии Грузии Мдивани. Ленин со всей определенностью пишет, что «никакой провокацией, никаким даже оскорблением нельзя оправдать этого русского рукоприкладства и что тов. Дзержинский непоправимо виноват в том, что отнесся к этому рукоприкладству легкомысленно». В этом конфликте Сталин не занял принципиальной позиции, что позволило Ленину публично отметить у генсека не только «торопливость и администраторское увлечение», но и, что особенно важно, увидеть у него «озлобление» при решении политических дел.

Ленин неоднократно возвращался к этому делу, о чем свидетельствует «Дневник дежурных секретарей В.И. Ленина», в котором есть записи Л.А. Фотиевой о том, что Владимир Ильич распорядился о доставке дополнительных материалов по «инциденту». Сталин ответил отказом, ссылаясь на необходимость оградить больного от ненужных волнений. Но Ленин настойчив. За пять дней до нового обострения болезни, в результате которого Ленин утратит речь, он 5 марта 1923 года продиктовал по телефону письмо Троцкому.