Сталин - Дмитрий Волкогонов Страница 40

«Уважаемый тов. Троцкий!

Я просил бы Вас очень взять на себя защиту грузинского дела на ЦК партии. Дело это сейчас находится под «преследованием» Сталина и Дзержинского, и я не могу положиться на их беспристрастие. Даже совсем напротив». Но Троцкий уклонился от поручения.

В этот же день Ленин продиктовал еще одно письмо, на этот раз Сталину. Письмо внешне носит личный характер. Но только внешне. Предыстория его такова. В декабре В.И. Ленин диктует Н.К. Крупской ряд важнейших для судеб партии писем. После одной из таких диктовок, по-видимому письма Троцкому по вопросу о монополии внешней торговли, в ночь с 22 на 23 декабря происходит ухудшение в состоянии здоровья Владимира Ильича – наступает паралич правой руки и правой ноги. Об этом докладывают членам Политбюро. Сталин на следующий день в самой грубой, бесцеремонной форме отчитал по телефону Надежду Константиновну за «нарушение режима больного вождя». Сделано это было в предельно бестактной, грубой манере. Надежда Константиновна Крупская, потрясенная бесцеремонностью генсека, в тот же день пишет письмо Каменеву:

«Лев Борисович, по поводу коротенького письма, написанного мною под диктовку Влад. Ильича с разрешения врачей, Сталин позволил себе вчера по отношению ко мне грубейшую выходку. Я в партии не один день. За все 30 лет я не слышала ни от одного товарища ни одного грубого слова, интересы партии и Ильича мне не менее дороги, чем Сталину. Сейчас мне нужен максимум самообладания. О чем можно и о чем нельзя говорить с Ильичом, я знаю лучше всякого врача, т. к. знаю, что его волнует, что нет, и во всяком случае лучше Сталина». Н.К. Крупская просила оградить ее «от грубого вмешательства в личную жизнь, недостойной брани и угроз». «В единогласном решении Контрольной комиссии, – писала далее Крупская, – которой позволяет себе грозить Сталин, я не сомневаюсь, но у меня нет ни сил, ни времени, которые я могла бы тратить на эту глупую склоку. Я тоже живая, и нервы напряжены у меня до крайности. Н. Крупская».

Сталин, в соответствии с решением Политбюро, «оберегал» вождя от волнений. Но можно предположить, что изоляция Ленина от информации, ограничение его влияния на положение дел в партии входили в его планы укрепления своего положения в период болезни Ленина.

Каменев довел содержание письма Крупской до Сталина. Тот без всяких споров написал письмо с извинениями Надежде Константиновне, объясняя свое поведение исключительно заботой об Ильиче. Насколько здесь был искренен генсек – судить трудно. Ведь нормы морали он исповедовал исключительно прагматично: если было ему выгодно, он мог переступить любую. Как бы то ни было, о выходке Сталина в отношении своей жены Ленин узнал лишь через два с лишним месяца от Надежды Константиновны – 5 марта 1923 года. В этом поступке генсека вождь увидел не только личное, а нечто большее. Вскоре после разговора с женой Ленин вызывает М.А. Володичеву, диктует ей письмо Троцкому по поводу предстоящего обсуждения «грузинского вопроса» на Пленуме ЦК РКП(б), просит передать письмо по телефону и как можно скорее сообщить ему ответ, а затем продиктовал письмо И.В. Сталину. Вот его содержание.

«Уважаемый т. Сталин!

Вы имели грубость позвать мою жену к телефону и обругать ее. Хотя она Вам и выразила согласие забыть сказанное, но тем не менее этот факт стал известен через нее же Зиновьеву и Каменеву. Я не намерен забывать так легко то, что против меня сделано, а нечего и говорить, что сделанное против жены я считаю сделанным и против меня. Поэтому прошу Вас взвесить, согласны ли Вы взять сказанное назад и извиниться или предпочитаете порвать между нами отношения.

С уважением. Ленин. 5-го марта 23 года».

Ленин резок. Никто в партии еще не знает, что им в декабре 1922 года – январе 1923 года написано «Письмо к съезду», где он дает оценки личным качествам руководящих деятелей партии, предлагает переместить Сталина с поста генсека. Поэтому письмом Сталину от 5 марта он лишь дополняет политическую и нравственную картину обстоятельств своего отношения к нему. Ленин окончательно пришел к выводу о том, что моральная ущербность Сталина, нежелательная, но вынужденно терпимая в обиходе между рядовыми товарищами, является абсолютно недопустимой для руководителя. Ленин провидчески усмотрел в нравственных аномалиях сталинского характера опасность для политики, всего дела партийного руководства. К сожалению, в долгие последующие годы моральные характеристики по сравнению с классовыми, политическими вообще стали мало что значить. Впрочем, все это родилось еще при Ленине…

На следующий день Ленин диктует свой последний в жизни документ, в котором фигурирует Сталин.

«тт. Мдивани, Махарадзе и др. Копия – тт. Троцкому и Каменеву.

Уважаемые товарищи!

Всей душой слежу за вашим делом. Возмущен грубостью Орджоникидзе и потачками Сталина и Дзержинского. Готовлю для Вас записки и речь.

С уважением. Ленин. 6-го марта 23 г.».

К сожалению, ни записок, ни речи Ленин не приготовил. Через четыре дня новый удар лишит его возможности не только писать, но и диктовать. Однако есть все основания предполагать, и об этом говорят последние три записки, продиктованные Лениным 5 и 6 марта, что действия Сталина в отношении «грузинского инцидента» еще больше убедили его в верности выводов, сделанных им в «Письме к съезду». Ленину было нелегко убедиться и разочароваться в том, что выбор, сделанный ЦК в начале апреля 1922 года (при большой активности Каменева и, видимо, явной заинтересованности самого Сталина), оказался глубоко ошибочным. Ошиблись тогда все, в том числе и он. Однако есть возможность ошибку поправить. Нельзя допускать, чтобы во главе аппарата ЦК стоял человек глубоко безнравственный, потенциально опасный для дела. Если Сталин способен на грубость, двуличие, проявление озлобленности в отношении самых близких Ленину людей, то каким он может быть с остальными? Может быть, не случайно состояние здоровья Ленина резко ухудшилось именно в эту первую декаду марта? У меня нет оснований категорически утверждать, что «грузинский инцидент» или конфликт со Сталиным ускорили роковое течение болезни Ленина, но такое драматическое стечение обстоятельств именно в эти мартовские дни убеждает, что такая возможность велика. Моральное потрясение Ленина в условиях его болезненного состояния ускорило трагический удар.

Здесь остается добавить лишь, что идеи, за которые боролся Ленин в области национальных отношений, начали осуществляться. Сталинская идея автономизации была отвергнута. На I съезде Советов, открывшемся 30 декабря 1922 года, было провозглашено образование Союза Советских Социалистических Республик. С докладом, в основу которого были положены идеи письма В.И. Ленина «К вопросу о национальностях или об «автономизации», выступил И.В. Сталин. (Хотя само ленинское письмо не увидело света почти тридцать четыре года!) В выступлении Сталина, как и в Декларации об образовании СССР, которую огласил Генеральный секретарь ЦК РКП(б), стержневой идеей была мысль о пролетарском интернационализме, приверженности всех национальностей Союза дружбе, классовой солидарности, верности революционным идеалам. На нынешнем этапе, повторял он ленинские идеи, но не ссылаясь на вождя, особая задача нового Союза заключается в ликвидации фактического неравенства наций, унаследованного от прошлого.