Непридуманная история Комсомольской правды - Александр Мешков Страница 39

Возвратился на Родину я с чувством глубокого удовлетворения. В аэропорту меня встречала моя любимая крошка. Она принесла мне теплую куртку, потому что на улице было минус 25, а я был в летних ризах. Как хорошо все-таки, что есть Любовь! Как прекрасно, что мы покончили с развитым социализмом! Остались, конечно, рудименты в нашем сознании. Но мы и с ними покончим! Один из таких нравственных рудиментов не заставил долго ждать. Однажды моя девушка встретила меня в слезах.

— Саша! Ты… Ты предал меня… У тебя на Кубе были женщины!

— С чего ты взяла, дурочка? — побледнел я от страха, готовый провалиться сквозь землю.

— У тебя в компьютере фотографии твоих кубинских… девушек, — с трудом нашла она наиболее приличное слово для обозначения голых дам, запечатленных на фотографиях, обнимающих меня в разных эротических позах. Она залезла в мой компьютер без официального моего разрешения! Это и есть рудимент социалистического сознания и коммунистической бдительности. Мне с трудом удалось убедить ее, что это были постановочные съемки, для убедительного рассказа о свободных нравах и обычаях этого жизнерадостного народа.

Я никогда не отличался высокими моральными принципами. Попытки советской идеологии социализма воспитать меня согласно Моральному кодексу строителя коммунизма (был такой кодекс. Висел во всех присутственных местах!) были обречены на провал. Увы, я рожден порочным. Про меня редко говорили: «О! Какой это невероятно чистый, словно лесной родник, святой человек! Все юбки до одной мимо себя пропускает». Я всегда, сразу после выхода из притягательной пучины блудного порока, наивно успокаивал себя мыслью, что таким создал меня Бог, по образцу и подобию своему. И вообще, вся наша жизнь предопределена. Мы лишь покорные исполнители Божьей Воли. Я не считал Блуд грехом, будучи уверен в том, что если Создатель даровал нам плотское влечение и сделал секс высшей радостью, то надо пользоваться этим даром и дарить его без остатка. Однако Бог наделил меня зачем-то еще и совестью. Зачем ему удумалось запрягать в одну повозку мула и трепетную лань? Если бы не Совесть, все было бы нормально. Но иногда я испытывал сильный дискомфорт.

Однажды в своей электронной почте обнаружил странное послание на английском языке. Меня приглашали для участия в международном порнофестивале в Барселоне. Писала некая Наташа, член организационного совета фестиваля. Она написала, что внимательно следит за моим творчеством и считает, что я непременно должен стать участником. (Я один раз принимал участие в съемках порнофильма в Санкт-Петербурге у отечественного порнографа Сергея Прянишникова, о чем написал в газете.)

Вот так Слава о моем моральном облике достигла Испании.

Для фестиваля в Барселоне мне надо представить свой фильм. Само провидение посылало мне этот фестиваль. Я всегда мечтал снять свой порнофильм и прославить Отчизну. Я написал заявку Сунгоркину. «Езжай, прославляй!» — сказал он.

И вот я приступил к съемкам собственного порнографического блокбастера — по своему сценарию. Назывался он «Когда бедуины плачут».

Один 52-летний арабский бедуин, связанный со спецслужбами Пентагона (главную роль я отдал себе. Да там всего-то две главные роли: чего делить?!), захватывает в заложницы русскую красавицу. Бессердечный лиходей требует, чтобы плененная россиянка выдала ему страшную военную тайну, подвергая ее унизительному и изощренному сексу. Но отважная девушка стоически сносит все пытки, держа язык за зубами, не произнеся ни слова. Фильм получился немой. Так и не узнав военной тайны, потрясенный мужеством русской девушки, растроганный басурманин со слезами на глазах отпускает ее домой в Чебоксары, после чего раскаивается и кладет конец сотрудничеству с Пентагоном. Некоторую кажущуюся аморальную тенденцию этого фильма, продиктованную спецификой жанра, я уравновесил политической глубиной замысла и социальным пафосом. Снимал я фильм у себя дома, с одной камеры, с одной точки, с одной девушкой, без дублера, продюсера и оператора, в автоматическом режиме. Бюджет фильма был крайне мал. Тысяч десять мне выделила редакция на съемки. Поэтому я обошелся без массовки и без пиротехники. Я сэкономил на актерском составе. Я не стал вызывать проститутку, а снял в роли отважной русской девушки, свою знакомую учительницу истории, покладистую красавицу Наташу. Мне, молодому, крепкому, полупьяному пятидесятилетнему мужичку, в те прекрасные времена все девушки, от 20 до 30 лет, которые служили мне своим упругим телом, казались сказочными красавицами. А если нет, то я догонялся вином до кондиции восприятия Прекрасного Мимолетного Видения.

Наша малочисленная съемочная группа работала очень серьезно, хотя во время съемок лично меня мучили позывы смеха. Я впервые играл жестокого араба. Да я добрых арабов не играл. В результате получился малобюджетный, короткометражный фильм (18 минут 21 секунда. Именно столько времени пентагоновский бедуин пытал несчастную красавицу без прелюдий и сантиментов). Наш гонорар мы с Наташкой пропили сразу после съемок в баре боулинга. Я очень сильно рассчитывал на победу в Барселоне, хотя бы на утешительную премию в номинации самых малобюджетных фильмов.

Крупнейший европейский фестиваль эротического искусства беспрепятственно проводится ежегодно в Барселоне в выставочном комплексе La Farga вот уже 14-й год. Я прилетел в Испанию, снял дешевую комнатку в пригороде Барселоны, в городке Мальграт-де-Маар (час примерно на электричке), и утром явился в организационный комитет фестиваля. Я нашел девушку Наташу, которая пригласила меня на фестиваль. Она, несмотря на русское имя, оказалась чистокровной испанкой, кудрявой симпатяшкой. Наташа навесила на меня бейдж участника и сказала:

— Ты, Саша, можешь беспрепятственно и бесплатно пользоваться всеми радостями фестиваля.

Я тогда не придал значения этим словам. Но лишь впоследствии смогу оценить щедрость организаторов фестиваля. Зал выставочного комплекса был полон разнополыми, разновозрастными и разноязычными гостями. Началу действа, этой эротической мистерии были присущи здоровый испанский оптимизм и жизнелюбие. Под мрачные аккорды органа из мрака и дыма на центральную сцену вылез мужчина в белой шляпе и черной пиджачной паре. Он несколько минут осуждающе всматривался в зал, затем достал пистолет и равнодушно выстрелил в первые ряды похотливых сластолюбцев. Все вздрогнули, но никто не упал. Стрелок дунул в ствол и спрятал пистолет в кобуру. Что символизировал этот акт, я по простоте душевной не понял. Зато следующий акт по своей незамысловатости был понятен даже ребенку. Вихляя бедрами, вышла яркая раскрепощенная девица, явно не учительница, расстегнула мужчине ширинку и стала делать то, что в другом общественном месте считалось бы поведением, оскорбляющим человеческое достоинство. Но ни один мускул не дрогнул на лице парня. Он по-прежнему мрачно смотрел в зал, не замечая аморальных действий дамы, словно в его жизни ничего особенного не происходило.