Непридуманная история Комсомольской правды - Александр Мешков Страница 40

Но вскоре он неожиданно оживился, сбросил с себя маску оскорбительного безразличия, брюки, трусы (лишь шляпу оставил на голове и галстук на шее, чтобы уж не совсем голышом предстать перед публикой) и стал заниматься с дамой любовью (если слово «любовь» вообще уместно в данном контексте) с радостной увлеченностью малыша, которому подарили новый конструктор «Лего». Конструировал он с полчаса и под аплодисменты зала финишировал с криком «Опа!», радостно воздев руки к небу. Потом артисты с достоинством раскланялись, забрали в охапки свои разбросанные по сцене одежды и, взявшись за руки, словно дружные скауты, покинули сцену.

Это был своеобразный салют в честь открытия фестиваля.

И тут же, словно по команде, на многочисленные сцены выставочного комплекса La Farga выскочили другие артисты и начали увлеченно заниматься непотребством: девы ласкали дев, тщедушный паренек страстно тискал своего товарища, где-то две девушки раздевали белокурого крепыша, а там, вдали, два голых мальца ласкали по очереди двух девчат. Садомазохисты водили на цепочках униженных партнеров, словно грейхаундов на выставке собак. Некоторые горячие девчата выступали в одиночку: под звуки зажигательного фламенко запихивали внутрь себя разные игрушки и, наоборот, извлекали из себя цепи, сверкающие праздничные шарики, блестящие металлические штифты, какие-то шомпола, карданы.

Девчата на этом празднике Блуда были просто восхитительны! Ну почему? Почему все греховное так прекрасно? Зачем, Господь, ты создал столько прекрасных, сладких искушений и одновременно ввел понятия Греха, Совести и Блуда? Какой смысл сакральный в сдерживании плотских, человеческих и в то же время божественных, волшебных желаний? Вот это мне и не нравилось в Земных религиях. Я понимал, что не Бог вынуждает нас усмирять свою плоть, а церковь и жрецы. Вспомните, какой насыщенной сексуальной жизнью жили древние Языческие Боги! Никаких запретов. Запреты появились потом, с появлением Церкви. Великий философ Дмитрий Мережковский поведал мне однажды об этих переменах в своем могучем романе «Христос и Антихрист».

Для развлечения, радости и облегчения чресл гостей фестиваля в зале были установлены такие небольшие фанерные кабинки, где за небольшую плату можно было предаться сладким утехам. Мне, как участнику фестиваля и режиссеру фильма, такая услуга предоставлялась бесплатно. Тогда-то я и понял таинственный смысл фразы испанки Наташи. Поскольку кабинок было много и для меня весталки служили своим телом бесплатно, я истощал свои чресла безмерно. Ведь там и бар работал интенсивно. А алкоголь и блуд всегда шли рядом по земной жизни! Покидать этот рай земной мне не хотелось. Вот я и не покидал его.

В общем, «Калигула» — часть вторая.

На фестивале я увидел чудо: одна хрупкая девушка извлекала из своих недр цепь длиною 20 метров! Куда там до нее Дэвиду Копперфилду. Он, поди, и двух-то из себя не вытащит. Я был потрясен, поражен, удручен. Поистине мы не знаем и сотой доли возможностей человеческого организма. Ее звали просто Соня-бейби. Соня оказалась простой и разговорчивой испанской девушкой. (Девушкой? После такого рекорда?) Мы с ней душевно поговорили.

— Да, это действительно рекорд, — сказала она скромно. — Кроме меня, на Земле никто такого не делает.

(Твою мать! Каким жалким я показался себе в этот момент!)

— Ваш рекорд занесен в Книгу рекордов Гиннесса?

Соня горестно вздохнула.

— Они почему-то не стали заносить. Хотя там много совершенно нелепых рекордов. Некоторые плюют на 20 метров, и их заносят.

— А что приятнее — засовывать или вынимать? — поверхностно знакомый с особенностями женского организма, наивно спрашиваю я.

— Конечно, вынимать! — смеется чемпионка.

Кстати, Соня-беби на этом фестивале была заслуженно признана лучшей испанской актрисой.

Но после пресс-конференции мне удалось выловить Мигеля Рамоса, члена оргкомитета, говорящего по-английски.

— Вот я, Мигель, фильм вам привез на фестиваль, — ткнул я ему свой скромный DVD.

— Хорошо! Пошли! — сказал он, наконец, по-английски.

Мы прошли в зал, где стояли мониторы и несколько человек сдержанно, без эмоций смотрели на бессюжетные безобразия, творившиеся перед их глазами.

Парень вставил мой диск в дисковод. Я сидел, нервно ерзая на своем стуле, как Сакко и Ванцетти в последние минуты жизни (они провели эти минуты на электрических стульях). С первых же кадров он еще сильнее помрачнел, будто смотрел похороны своей бабушки.

— Ты это на что снимал? На телефон?

— Почему? На Panasonic! Первого выпуска. Да вы посмотрите на сюжет! Это же бомба!

Он послушно посмотрел еще пару минут. Но его не торкало, не цепляло и даже не перло с моего шедевра.

— Существуют рамки жанра, — поучал он меня. — Герой должен быть красив, молод и обладать мужской мощью. А у вас урод какой-то…

— Вообще-то это я… — деликатно заметил я ему. Тот, нисколько не смутясь, взглянул на меня мельком и пробормотал:

— В жизни вы лучше.

Критика фестиваля — в лице этого парня — очень резко отозвалась о моем фильме, обвинив меня в непрофессионализме, национализме и амбициозности.

— Да ты не волнуйся! — успокоил меня позже Боб Джек, единственный представитель российской порнографии на этом фестивале, основатель кинокомпании Tanya Tanya Film. — Они тут только своих продвигают. Этот фестиваль — промоушн испанской порнопродукции. Кто платит, тот и заказывает музыку.

Я потом узнал, что крупнейший европейский фестиваль эротики FICEB — это семейный бизнес самого крупного клана производителей взрослой кинопродукции. Они организуют фестивали в Испании, Португалии и Мексике. Конечно, зачем им пиарить скромного российского кинематографиста? Мне стало легче, как боксеру, который задавил противника, но его засудили.

Однажды ранним осенним утром я повздорил со своей единственной, горячо любимой девушкой. Я обыкновенно просыпаюсь очень рано, медитирую и пью в одиночестве чай на кухне и анализирую вчерашний день, ставлю ему оценки по пятибалльной системе. Если день был на двойку — то думаю, как исправить оценку. И надо же случиться такому! О! Нет! Ужас! Я рассыпал чайную заварку, потом бегло и рассеянно вытер стол ладошкой. Но несколько чаинок позорным вызовом и постыдным свидетельством моей неряшливости, хамства, неуважения, плебейства остались лежать на столе. Через пару часов проснулась моя любимая, умылась и стала готовить завтрак. Я любовался ею. Женщина, шуршащая на кухне, стоящая задом к тебе в беленьких трусиках — эта картина, достойная кисти Буанаротти, Малевича, Марка Ротко!

— Я не уборщица убирать за тобой, — сказала вдруг резким голосом моя крошка, хмуро вытирая стол тряпкой. Небо за окном заволокло тучами. Каркнула встревоженно ворона. Завыла автомобильная сирена. Пролетел над крышей сверхзвуковой истребитель СУ-27. Грохнула петарда. Взвыла шутиха. Перднула за стеной старушка, соседка Амалия.