Завоевание Англии норманнами - Сара Орне Джуэтт Страница 39

Внезапно Тессон пришпорил коня и Стремительно двинулся через открытое поле, все лорды и джентльмены, затаив дыхание, наблюдали за ним. "Тэри! Тэри!" — кричал он, и ему вторило эхо. Он подъехал прямо к герцогу, что вызвало ропот в рядах людей Котантена, и мягко ударил его своей перчаткой, обыграв так свою клятву над святынями Байе (мы помним, что он поклялся бить герцога). Он ударил Вильгельма, и с этого момента был свободен от клятвы, а его рыцари снова были людьми Вильгельма. "Спасибо тебе!" — сказал молодой герцог, и началось сражение, разгораясь все сильнее благодаря ярости переметнувшихся баронов и их жажде мести. День начался дурным предзнаменованием. "Dex Aide!" — раздавался древний боевой клич норманнов, со стороны Золотой лилии Франции неслось: "Помоги, святой Денис!" — кипела битва.

В наши дни солдат это солдат, а люди, избравшие другие профессии, занимаются своим делом, пока стране не угрожает опасность. Но в те далекие времена каждый мужчина должен был участвовать в войне, если в нем была нужда, будь то врач или чиновник. Он обязан был быть солдатом, даже священники и епископы брали в руки оружие и шли в бой. Было бы интересно услышать много других имен во время переклички в этот день битвы, и мы почти слышим крики, обращенные к покровителям-святым, и бряцание оружия. Отважно сражался в самой гуще король Генрих, и битва как ураган яростно кружилась вокруг него. Уже обломались копья рыцарей, и они сражались на мечах. Никакой военной тактики или маневров в политике не было, была рукопашная схватка, где успех определялся лишь силой отдельных людей и лошадей.

Был момент, когда короля Генриха сбросили с лошади ударом котантенского копья, но он тут же вскочил с земли, чтобы показаться своим людям, и бросился в гущу сражения. На него набросился один из трех великих военачальников мятежников, и он снова оказался на земле. В свою очередь лорд Ториньи был сражен верным французским рыцарем. Однако скоро и его мертвое тело унесли на щите, как некогда уносили погибших спартанцев. Король оценил доблесть этого воина и приказал похоронить его с почестями в церкви неподалеку от поля битвы. Впоследствии нормандские мужчины и женщины с удовольствием пели и рассказывали истории о храбрости герцога Вильгельма, о том, как прекрасно он владел оружием в этой своей первой великой битве, которая сделала его герцогом всей Нормандии. От его руки погиб один из самых знатных и смелых воинов Байе Хардрес. Г-н Вэйс, хроникер, ярко описывает этот эпизод: как Вильгельм пронзил острым мечом своего дерзкого врага, как тот упал и отошла душа. Вэйс был родом из Байе, и хотя он был певцом и верным вассалом великого герцога, не мог не выразить гордости и печали по поводу судьбы Хардреса.

Без устали сражался Нил из Сен-Савиура, подбадривая людей. Однако Рандольф из Байе чувствовал, что мужество начинает оставлять его. Их великий союзник Хардрес — лучший из рыцарей — был мертв, сраженный жестоким ударом меча. Потеряв из виду Нила, он испугался предательства и вдруг пожалел о том, что взялся за оружие. Яркое описание этого момента битвы можно найти в "Roman de Rou". Ход битвы больше не интересовал его — говорится витиеватыми фразами. Он думал о том, как печально быть пленником, а еще печальнее — убитым. Он отступал, слабея при каждой атаке, бросался то вперед, то назад, чего не следовало делать. Мы видим его то на переднем плане битвы, то в тылу, в конце концов он бросил оружие. "Он опустил голову и бросился наутек", — говорит г-н Вэйс, испытывая стыд за соотечественника. И мы представляем рыцаря с поникшей головой и его доброго усталого коня, лучшего из них двоих, из последних сил уносящего хозяина от опасности. За ним в панике кинулись остальные трусы, однако Нил сражался до конца, не покидая поля битвы, пока не был ранен в правую руку и уже не мог нанести удар. Французы продолжали наступать, ряды норманнов поредели, они выглядели совершенно измотанными, и могущественный лорд Котантена понял, что надеяться не на что. Здесь, на холмах у реки Св. Лаврентия, был нанесен последний удар.

Группами по три-четыре человека мятежники покидали поле боя, спасая жизнь. Герцог преследовал их, как гончая — зайцев, по направлению к Байе, мимо Великого аббатства Фонтеней и альманских каменоломен, пока они не достигли реки Орн, стремительной и опасной. Люди и лошади бросались в реку, и их свежие раны окрасили ее воды в темно-красный цвет. Они тонули один за другим, эти несчастные рыцари и их храбрые кони. Поток уносил их борющиеся с течением тела, берега реки были усыпаны трупами, и колеса водяной мельницы в Борбилоне, ниже по течению, были остановлены никчемными остатками войск тех лордов и джентльменов, которые проиграли свою последнюю битву в Вал-и-Дюне.

Таким образом, Вильгельм завоевал Нормандию. Гай Бургундский, предав друзей, опозорил свое имя, бежав с поля битвы. Мы ничего не узнаем из хроник о его действиях во время битвы, лишь только то, что он спасался бегством. Создается впечатление, что он был одним из первых, кто бросился на поиски безопасного места, поскольку в хрониках ему сильно достается за это. Почти ничего не говорится об остальных мятежниках, бежавших с поля боя позже. Это была судьба, а не личная трусость — подводит итог одна из хроник.

Гай Бургундский повел за собой троих котантенских лордов обещаниями и насмешками по поводу незаконнорожденного герцога, и ему следовало быть храбрым и доблестным, если он принял решение тягаться с таким храбрым человеком. Он направился не к берегам роковой реки, а в прямо противоположном направлении, к собственному замку в Брионе. Там он довольно долго защищался с группой верных вассалов, бежавших вместе с ним, пока Вильгельм не выманил их наружу, едва не уморив голодом, как крыс в яме. Они держались с достоинством, и после сдачи никто не был предан смерти, а самому Гаю было даже позволено вернуться ко двору. Г-н Вэйс решительно заявляет, что всех их следовало повесить, и добавляет: некоторые знатные люди, почитаемые при дворе, на самом деле были подстрекателями великого мятежа.

Странно, но никто не был казнен. Г-н Фримен говорит об этом, давая нам ясное представление о характере Вильгельма. Следует полностью привести здесь его высказывание: "В те далекие дни в Нормандии так же, как и везде, законная казнь государственного преступника была редким событием. Человеческие жизни безрассудно терялись в бесконечных войнах тех времен, и были люди, которые не стремились избегать убийств. Но лишение жизни благородного пленника через повешение или отрубание головы (что стало обычным явлением в более поздние времена) в XI столетии было необычным зрелищем. И, как ни странно это звучит, Вильгельм Завоеватель не был кровожадным человеком. Он мог бы пожертвовать любым количеством человеческих жизней ради своих безмерных амбиций, не почувствовал бы угрызений совести, обрекая своих врагов на увечья, держал бы людей многие годы в ужасных тюрьмах просто в качестве меры безопасности, однако хладнокровное уничтожение человеческой жизни было чем-то, чего он избегал".

Во время этой своей первой великой битвы, — продолжает историк, — Вильгельм был в том возрасте, когда люди обычно предрасположены к великодушию, и худшие черты его характера еще не начали проявляться. Прослеживая его судьбу в более поздние времена, когда он нарушил святые правила, можно заметить появление предрассудков и суеверий, обнаружить закат его славы: бледная и затухающая, в дымке позора и разочарований, заходила его звезда.