Бесчестие миссис Робинсон - Кейт Саммерскейл Страница 4

В феврале 1849 года Изабелла родила третьего и последнего ребенка — Александра Стенли. Ко времени родов она находилась в ничем не примечательном доме на морском курорте Брайтон, в Суссексе, в двух часах езды от Лондона самым быстрым поездом. Вероятно, там она поселилась ради своего здоровья. В тот год Изабелла погрузилась в глубокую духовную депрессию, сопровождавшуюся жестокими головными болями и расстройством менструального цикла, и блэкхитский врач Джозеф Кидд приписал эти симптомы «заболеванию матки» [13]. В течение полугода в 1849 году Генри находился в отъезде по делам в Северной Америке. Изабелла начала вести дневник: друг в одиночестве и болезни, компаньон и доверенное лицо.

«Я совершенно не представляю, куда обратиться за помощью, — сообщала она своему дневнику, — и на душе лежит тяжкий груз уныния и невыразимой подавленности. Мне никто не сочувствует, никто меня не любит, потому что я этого не заслуживаю. Мои дорогие мальчики — единственный просвет покоя, которым я располагаю». Хотя иногда Изабелла плохо обращалась с сыновьями — била в гневе, отдавала предпочтение Душке, — любовь к ним спасала ее от самых мрачных настроений. Она говорила, что ее связывают с ними узы «не простой силы».

Подобно многим женщинам XIX века, Изабелла использовала дневник для признаний в личных слабостях, печалях и грехах. На его страницах она описывала свое поведение и мысли, боролась с ошибками и пыталась наметить путь к добродетели. Однако направляя свои сильные и непокорные чувства в эту тетрадь, Изабелла создавала также письменный документ и воспоминание об этих эмоциях. Она поймала себя на том, что рассказывает историю, разворачивающуюся по частям — каждый день, в которой она была страдающей и отчаявшейся героиней.

После возвращения Генри из Америки Робинсоны решили переехать в Эдинбург, потому что город славился своими либеральными и недорогими школами. Здесь их мальчики могли получить хорошее образование без отсылки в интернаты. Генри снял для своей семьи шестиэтажный гранитный дом — номер 11 на Морей-плейс — приблизительно за сто пятьдесят фунтов в год [14]. Район Морей-плейс был самой богатой застройкой в Новом городе — круг из двенадцати зданий, воздвигнутых на склоне холма; к северу, через парки, засаженные рододендронами и орешником, шел спуск к реке Уотер-оф-Лит. Тяжелое великолепие Морей-плейс нравилось не всем. «Возражали, — отмечал в 1851 году «Путеводитель Блэка по Эдинбургу», — что простота стиля и массивность, особенно отличающая эти здания, сообщает им оттенок торжественности и мрачности, несовместимой с характером жилой архитектуры». Робинсоны держали четверых слуг: лакея, кухарку, горничную и няню [15].

Внутри дома номер 11 на Морей-плейс широкая лестница вела в гостиные второго этажа и в спальни над ними. Из больших окон жилых комнат, просторных, обшитых панелями, открывался вид на круглый зеленый парк перед домом и на треугольный сад позади него. Вверху, над лестничной клеткой располагался световой купол, украшенный лепным фризом: часть херувимов этого фриза резвилась среди стилизованной листвы, другая — читала книги, чопорно усевшись на листьях.

Более узкая лестница уходила выше, в детские комнаты верхнего этажа, смотревшие на двор. Отсюда Изабелла видела крышу дома номер 8 по Ройял-серкус, а за ней башню церкви Святого Стефана, в которой тремя годами ранее Эдвард Лейн обвенчался с Мэри, дочерью леди Дрисдейл.

Изабелла стала частым посетителем Лейнов и Дрисдейлов. Их дом находился в четверти мили на северо-восток от ее собственного, несколько минут пешком или в карете. Изабеллу приглашали на семейные вечера — в один из дней в первый ее год в городе леди Дрисдейл устроила большой детский праздник, в другой — «клубничный праздник» [16]. Она познакомилась с другими членами этого круга: успешными писательницами, как, например, Сьюзен Стерлинг [17], и влиятельными мыслителями вроде френолога Джорджа Комба. Леди Дрисдейл была «большой покровительницей всего научного и литературного», как заметил Чарлз Пиацци Смит, королевский астроном Шотландии. Другая подруга, художественный критик Элизабет Ригби, охарактеризовала ее как человека, «уникального, по моему мнению, по способности распространять счастье… Я никогда не встречала столь сердечной и бескорыстной женщины». Леди Дрисдейл была пылким филантропом и любила брать под свое крыло лишившихся всего людей — итальянских революционеров, польских беженцев, а теперь и Изабеллу, изгнанницу из собственного брака [18].

Изабелла никогда не любила своего мужа; ко времени их переезда в Эдинбург она его презирала. Фотография Генри того периода подтверждает слова Изабеллы о нем как о человеке ограниченном и надменном: сидит он горделиво и прямо, видны пиджак, жилет, сорочка и галстук, в правой руке он сжимает трость с серебряным набалдашником; он худощав, затянут в талии, у него вид уверенного в себе человека с длинным носом на длинном лице. Изабелла говорила, что старалась не лезть в личную жизнь Генри, но теперь обнаружила, что у него есть любовница и две внебрачные дочери. Ей пришлось поверить, что он женился на ней исключительно ради денег.

Не прошло и нескольких месяцев, как Изабелла почти ежедневно стала бывать у Лейнов и Дрисдейлов [19]. Сама она часто приглашала старшего сына Лейнов, Артура, поиграть с ее сыновьями, особенно после рождения в 1851 году у Мэри Лейн второго ребенка — Уильяма. Изабелла беседовала с Эдвардом Лейном о поэзии и философии, обсуждала новые идеи и побуждала его писать эссе для опубликования. Генри, по контрасту, литературой не интересовался, жаловалась в письме к приятельнице Изабелла; он был совершенно не способен «разобрать и интерпретировать процитированную мной поэтическую строчку — собственную или кого-то другого!» Эдвард часто приглашал Изабеллу с сыновьями составить компанию ему и Артуру в их поездках на побережье — Атти рос болезненным ребенком, и Эдвард пытался укрепить его здоровье с помощью регулярных поездок на море в фаэтоне — быстром, открытом экипаже с рессорной кабиной и на четырех больших колесах. На пляже в Грентоне, в нескольких милях к северо-западу от Эдинбурга, Изабелла и Эдвард сидели, разговаривая о поэзии и наблюдая за детьми, игравшими на скалах и песке.