Безымянные тюльпаны. О великих узниках Карлага - Валерий Могильницкий Страница 4

Я охотно присоединяюсь к многочисленным поздравлениям в адрес писателя в связи с новой наградой и желаю счастливого плавания к читателям его популярным книгам, в том числе сборнику очерков «Безымянные тюльпаны». Пусть никогда Валерия Михайловича не покидают огонь творчества и любовь к людям!

Барлык Альмагамбетов,

академик Международной Академии информатизации,

главный редактор газеты «Темиртауский рабочий»,

писатель, журналист

Она подошла ко мне в сквере и протянула мимозы. И сказала:

— Я сразу догадалась, что это вы. У вас в руках свежие газеты.

Мы договорились о встрече по телефону. Она несколько раз звонила мне:

— Я хочу почитать вам стихи, написанные мной в Карлаге. Может, благословите?

Мы присели на скамейку. Вокруг пахло арчой. Накануне прошел весенний дождь, и его капли блестели на веточках этого дивного можжевельника. Одинокие прохожие исчезали в дверях огромного ЦУМа.

Сложив руки крестом на коленях, Генриэтта Моисеевна Фикс (так представилась моя незнакомка) приступила к долгому рассказу о своей жизни. Она родилась в Латвии в 1908 году в городе Двинске. Училась в гимназии в Риге, затем была выселена в Еврейскую автономную республику в Биробиджан, где работала заместителем главного бухгалтера отделения Госбанка. Но в 1938 году ее арестовали как родственницу врагов народа, затем последовал приговор: 8 лет исправительно-трудовых лагерей по статье 58-4 УК РСФСР. Реабилитировали ее только в феврале 1956 года… Таким образом, она считалась репрессированной целых 18 лет! И до сих пор благодарит судьбу за то, что попала на просторы казахстанских степей, а не в треклятый холодный Магадан или продуваемый ветрами туманный Владивосток.

В Карлаге она пасла овец, была сакманщицей. Весь день ей приходилось быть на солнце, а оно в Казахстане печет немилосердно. Только что и делаешь — ждешь вечерней прохлады. А то в стог сена заберешься с теневой стороны, тетрадь ученическую из-за пазухи вытащишь и карандашом стихи пишешь.

Да, поэзия помогала ей выжить. Смахнув набежавшую вдруг слезу, Генриэтта Моисеевна прочитала мне первые стихи:

Уж когда-нибудь кончится день

И когда-нибудь вечер наступит.

Ночь набросит лохматую тень

И косматые брови насупит.

Загоню я в кошару овец,

Постараюсь быть твердой и стойкой,

И смогу я прилечь, наконец,

На свою арестантскую койку.

И смогу я тогда помечтать,

А мечтами умчусь я далеко

В те края, где осталась кровать

На пружинах с подушкой высокой.

Немного помолчав, моя собеседница опять принялась читать стихи:

Опалило солнце Казахстана

Мою душу, голову и грудь…

Кажется, что больше я не встану,

Кажется, закончен здесь мой путь.

Но теперь я даже не жалею,

Хоть гнетет мучительная боль.

В жизненной великой лотерее

Мне достался страшный номер «ноль».

И внутри все сразу опустело:

Чувство придавили тормоза.

Только ноет утомленно тело

И слезятся, глупые глаза.

Почитав еще немного стихи, Генриетта Моисеевна спросила:

— Ну как?

Что сказать? Я был поражен ее поэзией, скупостью и точностью ее строк, выражающих образно чувства и мысли этой незамеченной никем поэтессы. В ней было что-то от обреченности Анны Ахматовой, жертвенности Марины Цветаевой… Но было больше своего — карлаговского, неповторимого горя, тоски и грусти.

И, глядя на седую маленькую женщину, пережившую красный террор Сталина, я вдруг спросил:

— Как же вы выжили, Генриетта Моисеевна?

Она опять ответила стихами:

Есть ресторан, под именем Ашуровой

Известен он,

Туда идут походкою понурою

Со всех сторон.

Туда спешат, едва продравши очи,

Забыв про сон:

Наш ИГР, конторщик и рабочий

Как на поклон.

Три раза в день течет, как по команде,

Людской поток.

Чтоб получить один черпак баланды

В свой котелок.

— Вот так я и выжила: поэзия и черпак баланды… А вокруг — овцы, кошары. Правда, встречались и очень интересные люди…

Она отбывала свой срок в Бурме, знаменитом отделении Карлага, где локоть к локтю вместе с ней горевали в одних бараках гражданская жена адмирала Александра Колчака — княгиня Анна Васильевна Тимирева-Книппер, киноактриса Мариетта Капнист, актриса Фира Лейзерова, режиссер Анна Лацис…

Мало кто знает, что в Бурме отбывала свой срок и сестра видного большевика, основателя Коминтерна Григория Евсеевича Зиновьева Лия Ароновна Апфельбаум. Она была замужем за журналистом Самуилом Марковичем Заксом. В апреле 1917 года отец купил ему за 144 тысячи рублей типографию «Труд», в которой он печатал большевистскую литературу и листовки. Этой типографией охотно пользовался Григорий Зиновьев — правая рука Ленина, его друг и защитник. На знаменитой картине «Разлив» вначале был изображен не только Ленин, но и Зиновьев. Да, они вдвоем скрывались на этом озере от царской охранки после возвращения в Питер из Германии. Но великий фальсификатор истории Иосиф Сталин, уничтожив ее братишку Григория, дал команду убрать из картины Зиновьева, оставив одного Ильича. И в таком искаженном виде картина была растиражирована на весь Союз.

Об этом искажении не раз с возмущением говорил ее муж, который считал себя сторонником Зиновьева. Он одобрял позицию Григория Евсеевича по вооруженному восстанию, считавшего, что к социализму можно перейти мирным путем, а не кровавым. Чтобы избежать лишних жертв у Зимнего, Зиновьев с Каменевым и опубликовали в газетах время начала восстания, дабы население знало, когда начнется стрельба, и избежало крови.

Самуил Закс после революции не расставался со стальным пером революционера-журналиста. Он был первым редактором знаменитой «Ленинградской газеты», затем заведующим иностранным отделом ТАСС. Его погубила любовь к Зиновьеву, второму после Ленина великому человеку в партии большевиков. Он всюду говорил о том, что место Григория Евсеевича несправедливо занял Сталин. И в 1936 году Закса расстреляли «за покушение на Сталина».