Батя. Легенда спецназа ГРУ - Сергей Баленко Страница 4

Пришедшие в училище на волне огромного духовного подъёма всего советского народа, одержавшего всемирно-историческую Победу, суворовцы влюблёнными глазами смотрели на живых героев, бравших Берлин, и искренне жалели, что опоздали родиться.

Дружба, рождённая в суворовском училище, или «во кадетстве», как потом они сами будут называть эту пору своей жизни, стала дружбой на всю жизнь. Ежегодно в День Победы 9 мая у метро «Кропоткинская» собираются бывшие суворовцы тех первых выпусков. И нет большей радости, чем эти встречи друзей, соединенных единой судьбой. «Нет уз святее товарищества!».

Среди большого количества имён близких В. В. Колеснику людей, его знакомых, сослуживцев «братья во кадетстве», разумеется, ничем не отличались от остальных. Лучшим своим другом Василий Васильевич, например, называл Лобачёва Геннадия Алексеевича, с которым вместе не учился, а начинал службу на Дальнем Востоке. Но всё же имена суворовцев «Орджо» обласканы его сердцем особо. Все — без исключений. Недаром его вдова Екатерина Михайловна на просьбу назвать его лучших друзей ответила: «Лобачёв и суворовское училище».

Мы с родственниками покойного попытались составить список этого «братства» по переписке и его записным книжкам. Вот что у нас получилось (просим извинения у тех, кто, возможно, оказался вне нашего поля зрения):

Эдуард Алексанян, Анатолий Анцышкин, Леонид Аверин (Марменштайн), Роберт Аганесов, Александр Бувальцев, Валентин Бережной, Мартуник Гукасян, Виктор Дмитриев, Николай Дзидзигури, Павел Дулаев, Фридрих (Алик) Должиков, Владимир Ермолкин, Пётр Жаров, Виктор Завадский, Эдуард Иванов, Геннадий Кащенко, Станислав Колтунов, Анатолий Кравец, Сергей Королёв, Герман Кукушкин, Юрий Калагов, Лев Кидин, Юрий Манангаров, Анатолий Мальков, Борис Невзоров, Андрей Никонов, Александр Палавандишвили, Евгений Старостин, Владимир Синельщиков, Игорь Соколинский, Юрий Чуриков, Александр Чернявский.

Это всё те, кто непосредственно учился вместе с В. В. Колесником, выпуск 1953 года. Но в «братство» входили и выпускники соседних годов, кто старше, кто младше:

Вячеслав Ильенков, Евгений Кастовский, Фёдор Кузьмин, Гай Минасян, Юрий Стрельцов, Михаил Сурменко и др.

О, эти листочки на книжных полках, в папках и столе ушедшего от нас генерала! Ничего не говорящие постороннему взору, они хранили для адресата непередоваемый трепет мальчишечьей дружбы, не утраченный с годами.

«Кадету от кадета. По случаю встречи. Собрать всё это в тёплые ладони, Зажмурившись от счастья и тоски. Весь этот город, Грустный и бездомный, Тебе — подарком мокрым принести. В. Зайцев»

А вот, очевидно, наспех коллективно сочинённый акростих, под которым одиннадцать подписей:

«Кадет, ты пришёл к нам на встречу, Огонь в себе тая. Любовью согреваешь, Единомышленник не зря. Себя подвергая риску, На Афганистан ты пошёл. И здесь к нам, близким Колесник наш пришёл».

Надо ли в этом случае обращать внимание на качество стиха?!

Но всё чаще радость встреч омрачалась третьим безмолвным тостом. Давали знать участившиеся «горячие точки», болезни и возраст. Скорбные листки приходили и в промежутках между встречами.

«Дорогой Вася, высылаем тебе стихотворение Лёвы Кидина «Прощание». Лев прислал его нам в прошлом году незадолго до своей смерти… У Лёвы Кидина было большое доброе сердце. Помянём нашего брата во кадетстве! Нам всем уже немного остаётся до встречи с ним.

Был рядом друг. И… пусто вдруг… Лишь звон косы в ушах Да боль в груди. Брат, там нас жди! Звенит другой замах… Обнимаем. Евгений Кастовский, Юрий Чуриков».

А вот ещё документ. Это как бы и официальное поздравление с «93-летием нашей Владикавказской Альма-матер и 50-летием её возрождения под именем СВУ», но исполненное без какой-либо официальности и канцелярского антуража. На простой листок приклеен снимок здания училища, а под ним стихи:

Мы — младшие из первого набора — В одном строю тринадцать лет. До сей поря храним мы дружбу И помним всех, кого уж нет, С кем Альма-матер породнила И крылья нам дала в полёт.

Вся поэзия этих листочков — даже не в сути самодеятельных стихотворных строк, а в том чувстве любви и искренней доброжелательности друг к другу, которое требовало поэтического выражения. И как это трогательно в сердцах и на устах суровых военных мужчин!

Но не только радостями встреч и скорбям по потерям посвящались эти «пленумы» бывших владикавказских суворовцев. Большая библиотека Василия Васильевича хранит следы их интенсивной духовной жизни. Вот кто-то вычитал новую интересную страницу из истории — надо обязательно поделиться со своими братьями во кадетстве! И рождаются вот эти машинописные копии любопытных фактов, например, из книги Нины Фёдоровны Буровой, белоказачьей атаманши Майкопского партизанского отряда, изданной в Вашингтоне и, конечно же, у нас мало известной. Помимо интереса к экзотической фигуре русской дворянки, золотой медалистки Мариинского института, выпускницы Сорбоны и Московского университета, оставшей с двумя детьми от мужа в Екатеринодаре во время бегства белой Добровольческой армии и с оружием в руках боровшейся против Красной Армии вплоть до разгрома её отряда в 1920 году, пленения и приговора к расстрелу, земенённого пожизненным заключением на Соловках, откуда она потом бежала за груницу, — так вот: помимо обогащения своих знаний фактами, делающими представление об отечественной истории объёмным и объективным, братья во кадетстве ещё и оттачивали свой русский патриотизм новыми, более сложными чувствами, находя и в другой, оторванной части русского народа по мере ослабления братоубийственной ненависти Гражданской войны, созвучные мысли и настроения по отношению к общей Родине. Характерно, например, стихотворение о русской культуре, перепечатанное из той же книги Н. Ф. Буровой, без указания автора.

Русская культура — это наша детская С трепетной лампадкой, с мамой дорогой. Русская культура — это молодецкая Тройка с колокольчиком, с расписной дугой. Русская культура — это сказки нянины, Песни колыбельные, грустные до слёз. Русская культура — это разрумяненный В рукавицах-варежках Дедушка Мороз. Русская культура — это дали Невского В бело-мёртвом сумерке северных ночей. Это радость Пушкина, горесь Достоевского И стихов Жуковского сладостный ручей. Русская культура — смех сквозь слёзы Гоголя, Станиславского, Саввина, дивный наш балет, Лихость беспримерная, честь гвардейца-щёголя, Поле Бородинское — доблести завет. Русская культура — это вязь кириллицы На заздравной чарочке яровских цыган, Жемчуг на кокошнике у простой кормилицы, При чеканном поясе кучерский кафтан. Русская культура — Пётр-гигант, Суворов, Зимняя канавка, дедушка Крылов, Зодчие-строители Киевских соборов, Троицкая лавра в бахроме лесов. Русская культура — это кисть Маковского, Гений Менделеева, Лермонтов и Даль, Терема и церкви, звон Кремля Московского, Музыка Чайковского — тихая печаль. Русская культура — это всё, чем славится Со времён Владимира наш народ большой, Это наша женщина, русская красавица, Это наша девушка с чистою душой. Русская культура — наша жизнь убогая С вечными мечтаньями, с замками во сне… Русская культура — это очень многое, Что найти не в силах мы ни в одной стране.

Кроме нескрываемого налёта питерского аристократизма автора («Детская», «простая кормилица») всё остальное-то до глубины души — наше. Читая и обмениваясь друг с другом таким чтением, бывшие суворовцы скрепляли в своих душах связь времён, которая более всего проявлялась в чести и достоинстве русского офицера. Недаром уже генералы и полковника, никогда ранее не звавшиеся «кадетами», называли теперь себя братьями во кадетстве.