Украина и политика Антанты. Записки еврея и гражданина - Арнольд Марголин Страница 4

И действительно, это был праведник и истинный друг всех угнетенных.

Из крестьян-выборщиков Черниговской губернии больше всех остался в памяти Высовень, самоучка, впоследствии сельский учитель. Высовень возвратился незадолго до выборов из административной ссылки. Казалось, что он сгорбился от тяжести общенародного горя и личных переживаний в Сибири. Впоследствии мне привелось защищать его по делу о хранении нелегальной литературы. Он был приговорен к краткосрочному содержанию в крепости. Вскоре после этого я получил известие об его смерти. Но еще и сейчас я вижу пред собою его умные, печальные глаза, его сгорбленную фигуру…

Особенно памятен мне этот человек его сочувствием, которое он проявлял в отношении страданий бесправного еврейского народа.

В Киеве на выборах я познакомился с бароном Ф. Р. Штейнгелем. Его первое выступление в Государственной думе было всецело посвящено еврейскому вопросу. Вообще, во всей своей деятельности Штейнгель всегда проявлял особенный интерес и теплоту к судьбам еврейского народа. Впоследствии, при гетмане Скоропадском, он был назначен украинским послом в Германии, на каковом посту и оставался до переворота, то есть до перехода власти к Директории.

Из ярких, интересных фигур выборщиков первого призыва следует упомянуть еще В. М. Чеховского и священника Крамаренко, видных деятелей украинского движения в Черкасском уезде.

В иных условиях проходили выборы во II Государственную думу. Правительство и правые элементы старались воздействовать на крестьянскую курию. В Киеве не было допущено предвыборное совместное собрание курий. Все крестьяне-выборщики были приглашены в Лавру, где велась среди них черносотенная и ярко антисемитская пропаганда. Часть крестьян, как тогда передавали, принесла присягу, что пойдет с помещиками и положит черные шары кандидатам-евреям. Однако они выполнили лишь вторую половину этого обещания, данного под присягою. Забаллотированными оказались и все кандидаты правых групп, и оба кандидата от группы еврейских выборщиков – Л. Е. Моцкин и я [3]. На сей раз оказался «разъясненным» мой ценз по Черниговской губернии, и я ограничился участием лишь в киевских выборах.

Ничего яркого не осталось в памяти и от выборов в III Государственную думу. Закон 3 июня предопределял исход выборов, отдавая большинство в руки помещичьей курии. Кратковременное существование первых двух дум и отсутствие прямых реальных результатов в виде коренных реформ привело к упадку интереса населения в отношении выборов [4].

Надвигалась злая столыпинская реакция. Вместо долгожданных реформ сыпались репрессии, возбуждались судебно-политические процессы. Снова начались систематические преследования еврейства, гонения в области правожительства и т. д.

По политическим убеждениям я примыкал со дня созыва I Государственной думы к тому течению, которое отражали программы близких и родственных по духу трудовой группы и образовавшейся несколько позже Народно-социалистической партии. Но я не входил в то время официально ни в трудовую группу, ни в Народно-социалистическую партию за фактическим отсутствием в Киеве в те годы отделов названных группы и партии. Политическим центром, где собирались мои близкие единомышленники и друзья, была газета «Киевские отклики». Среди них были покойные И. В. Лучницкий, В. В. Водовозов и М. Б. Ратнер, известные украинские деятели Н. П. Василенко и А. Ф. Саликовский. В состав сотрудников входили также С. Г. Лозинский, Д. П. Рузский, М. С. Миль руд, М. С. Балабанов (редактировавший одно время газету), Н. В. Калишевич, М. Г. Гехтер, М. И. Эйщискин (впоследствии редактор «Киевской мысли»), Н. С. Миркин и др. Жили мы в те времена дружно, тесной семьей, и не предвидели, что пути многих из нас потом разойдутся… Иногда мы совершали прогулки по Днепру, чаще всего в Канев, на могилу Шевченко. Это общение обогащало мои познания, дотоле весьма смутные, в украинском вопросе и создавало необходимую атмосферу взаимной близости и доверия между представителями двух народностей, связанных общим гражданством, общей государственной жизнью.

Был такой кратковременный период, когда я искал общения с партией к.-д., ввиду близости моих взглядов по некоторым вопросам с левым крылом киевского отдела этой партии. Здесь я встречался с Д. Н. Григоровичем-Барским, с которым потом пришлось столь много поработать совместно в деле Бейлиса, с покойными Вязловым, Шольпом и другими. Но я недолго пробыл в рядах «примыкающих» к кадетам, так как было у меня слишком много расхождений не только с программой, но и с тем духом книжности и оторванности от жизни, который там веял.

Мне суждено было в период 1904–1908 годов специализироваться больше всего на делах о погромах, то в качестве поверенного гражданских истцов-евреев, то в качестве защитника евреев – участников самообороны, то, наконец, однажды, в качестве свидетеля и потерпевшего (дело о киевском погроме). Среди множества этих процессов заслуживает особенного внимания дело о лубенском комитете обороны еврейского населения от погромов, слушавшееся в киевском военно-окружном суде в 1908 году.

Лубны оказались одним из немногих городов Полтавщины, где не было погрома. Объясняется это исключительно тем, что Лубенская городская дума, во главе которой стоял тогда городской голова Г. К. Взятков, заблаговременно учредила названный комитет обороны. Необходимые меры были приняты, были созданы отряды, учреждены дежурства и т. д. Лубенское еврейство так и не изведало ужасов погрома.

Председателем этого комитета был Взятков, в состав его вошли также братья Шеметы, основатели украинской партии хлеборобов, А. Н. Левицкий (впоследствии премьер-министр украинского правительства каменецкого и тарновского периода), податной инспектор Женжурист, Супруненко, студент Лобасов и др. Из евреев в комитете участвовал Я. О. Каганов, владелец мельницы в Лубнах. Имен остальных участников комитета я сейчас не припоминаю.

Каким образом прокурорский надзор мог усмотреть в таком приготовлении к защите еврейского населения на случай погрома признаки составления сообщества для ниспровержения существующего (вернее – существовавшего тогда) строя (ст. 102 Угол. улож.) – это осталось непостижимым даже для нас, специалистов-адвокатов.

Я защищал в этом процессе Взяткова, Лобасова и Каганова. Слушание дела продолжалось целый месяц, так как к нему было самым нелепым образом пристегнуто другое дело о членах лубенских социалистических партий. Ввиду явной беспочвенности обвинения почти все члены «комитета обороны» были оправданы при первом же слушании дела. Те же из них, которые в качестве инициаторов комитета были приговорены к незначительным наказаниям (Взятков, Шемет и Левицкий), обжаловали приговор в кассационном порядке и были также оправданы при втором слушании дела, которое снова потребовало двухнедельного разбирательства.