Битва за Рим - Колин Маккалоу Страница 41

Наименее сложный путь лежал вдоль Галиса до его истоков, затем через водораздельный хребет — в небольшое владение Митридата под названием Малая Армения и в верховья Евфрата, далее через еще один хребет к истокам Аракса и вдоль этой реки — к Арташату, городу на Араксе, служившему Армении столицей.

Зимой совершить такое путешествие было бы невозможно, настолько высоки были все здешние горы, однако в начале лета оно доставляло немало удовольствия: в долинах цвели разнообразные цветы — голубой цикорий, желтые примулы и лютики, пламенные маки. Здесь не существовало диких лесов; их заменяли тщательно ухоженные посадки деревьев, используемые на дрова, а также в качестве ветрозащитных полос. Здешнее лето было настолько коротким, что тополя и березы еще не успели одеться листвой, хотя стояло начало июня.

На пути каравана не встречалось городов, не считая Караны, деревень также было совсем немного; даже шатры кочевников почти не попадались на глаза. Из этого следовало, что посольство поступило верно, захватив с собой необходимое в пути зерно; фрукты и овощи собирались по дороге, мясо же покупалось у встречных пастухов. Митридат хорошо платил за снедь, необходимую его спутникам, в результате чего остался в памяти простодушного горного люда справедливым, как бог, и сказочно щедрым.

В квинктилий они вышли к Араксу и продолжили путь вдоль его извилистого русла. Митридат следил за тем, чтобы местным жителям с лихвой компенсировались все причиняемые караваном неудобства, хотя для переговоров приходилось прибегать к языку жестов, ибо знающие азы греческого жители остались далеко позади, за Евфратом. Царь выслал вперед отряд, который должен был сообщить в Арташате о его приближении; на подходе к городу с его лица не сходила улыбка, ибо он знал, что это длительное и изнурительное путешествие предпринято далеко не напрасно.

Армянский царь Тигран сам выехал встречать царя Митридата Понтийского за городские стены, окруженный стражами в свисающих до земли кольчугах, с длинными копьями, со щитами на спинах. Царь Митридат любовался их крупными конями, тоже одетыми в кольчуги. Замечательное зрелище являл собой и повелитель армян, защищенный от солнца зонтиком. Стоя он правил шестью парами белых быков, запряженных в золотую колесницу на маленьких колесиках. На царе была великолепная мантия, расшитая драгоценной нитью и сияющая, как огонь, и плащ с короткими рукавами. Голову его венчала высоченная тиара, обхваченная белой лентой диадемы.

Митридат, закованный в золотые доспехи, в своей неизменной львиной шкуре, в греческих сапожках и с усыпанным драгоценными камнями мечом на сверкающей перевязи, соскочил со своего высокого гнедого коня и зашагал к Тиграну с вытянутой для приветствия рукой. Тигран вышел из колесницы и протянул гостю обе руки. Руки царей встретились, черные глаза заглянули в зеленые. Так началась дружба, в основании которой лежала не одна только взаимная приязнь: цари сразу увидели друг в друге союзников. Они вместе зашагали по пыльной дороге к городу.

Тигран оказался светлокож, но темноволос и темноглаз; волосы и борода его отличались невиданной длиной, были тщательно завиты и переплетены золотыми нитями. Митридат готовился к встрече с эллинизированным монархом; Тигран же был совершенно не эллинизирован, скорее в нем чувствовалось влияние Парфии, отсюда прическа, борода, длинная одежда. К счастью, при этом он блестяще владел греческим языком, в чем преуспели лишь двое-трое из его ближайших вельмож. Остальные придворные, подобно простонародью, пользовались мидийским диалектом.

— Даже в таких сугубо парфянских городах, как Экбатана и Сузы, владение греческим является неотъемлемой частью подлинной образованности, — пояснил царь Тигран, когда он и гость уселись в два царских кресла рядом с золотым армянским троном. — Я не стану оскорблять тебя, усаживаясь выше, чем ты.

— Я пришел заключить с Арменией договор о дружбе и союзе, — провозгласил Митридат.

Беседа текла в обстановке деликатной обходительности, что было не слишком обычно для столь чванливых и властных монархов: это свидетельствовало о том, что оба считают согласие насущной необходимостью. При этом Митридат был, конечно, куда более могуществен, ибо над ним не было сюзерена и он правил куда более обширными и богатыми землями.

— Мой отец во многом напоминал парфянского царя, — рассказывал Тигран. — Своих сыновей он убивал одного за другим; я уцелел потому, что был в восьмилетнем возрасте отослан к царю Парфии как заложник. Поэтому когда мой отец заболел, единственным оставшимся в живых сыном оказался я. Армянский посланник вел переговоры с парфянским царем Митридатом о моем освобождении. Однако назначенная им цена была нестерпимо высока: семьдесят армянских долин, все, что лежат вдоль границы между Арменией и Мидийской Атропатеной. Иными словами, моя страна лишилась своих самых плодородных земель. К тому же там протекают золотоносные реки, в которых находят еще и прекрасный лазурит, бирюзу и черный оникс. Поэтому я поклялся, что Армения вернет себе эти семьдесят долин, а я найду для столицы более подходящее место, чем эта холодная дыра Арташат.

— Не Ганнибал ли помог спланировать Арташат? — спросил Митридат.

— Таково предание, — коротко отозвался Тигран и вновь вернулся к своим грезам об империи. — Я мечтаю расширить пределы Армении до Египта к югу и до Киликии к западу. Я хочу получить доступ к Внутреннему морю, хочу выйти на торговые пути, хочу иметь более теплые земли, чтобы растить хлеба, хочу, чтобы все граждане моего царства заговорили по-гречески. — Он умолк и облизал губы. — Как ко всему этому относишься ты, Митридат?

— Благосклонно, Тигран, — с легкостью откликнулся царь Понта. — Я бы гарантировал тебе содействие и военную поддержку, если и ты поддержишь меня, когда я двинусь на запад, чтобы отобрать у римлян их провинции в Малой Азии. Забирай Сирию, Коммагену, Осроэну, Софену, Гордиону, Палестину и Набатию. Я же беру всю Анатолию, и Киликию в том числе.

Тигран ни минуты не колебался.

— Когда? — порывисто спросил он.

Митридат с улыбкой выпрямился в кресле.

— Тогда, когда римляне будут слишком заняты и не станут обращать на нас внимания, — молвил он. — Мы с тобой молоды, Тигран, а значит, можем позволить себе подождать. Я знаю Рим. Рано или поздно он втянется в какую-нибудь войну на Западе или в Африке. Вот тогда мы и выступим.

Ради скрепления союза Митридат показал Тиграну свою младшую дочь от умерщвленной царицы Лаодики, пятнадцатилетнюю девочку по имени Клеопатра, и предложил ему взять ее в жены. У Армении как раз не было царицы, поэтому предложение оказалось как нельзя кстати. Клеопатра станет армянской царицей — какое знаменательное событие, ведь это означает, что внук Митридата унаследует армянский престол! Но стоило светлоголовой, золотоглазой девочке увидеть своего нареченного, как она зарыдала, испугавшись его чужеземной наружности. Тогда Тигран решился на уступку, достойную удивления, ибо он был воспитан при восточном дворе, где мужчина не мыслился без бороды (своей и искусственной) и кудряшек (своих и искусственных): он сбрил бороду и остриг свои длинные кудри. Невеста обнаружила, что царь — вполне миловидный молодой человек, вложила свою руку в его и улыбнулась. Ослепленный белокожей невестой, Тигран решил, что ему ужасно повезло; видимо, то был последний случай в его жизни, когда ему довелось почувствовать нечто близкое к умилению.