Дзержинский. Любовь и революция - Сильвия Фролов Страница 42

На эту роль Ленин выбрал Феликса Дзержинского.

С первых дней после освобождения из тюрьмы Феликс носил шинель. С назначением его на должность председателя ВЧК 20 декабря 1917 года он наденет также военную форму. Отдавал ли он себе отчет в том, что Ленин – это «не всесильный волшебник, а расчетливый фокусник», о чем на страницах «Новой Жизни» писал тогда Максим Горький? Наверняка нет. К концепции вождя революции он подходил как будто к откровению. Он был в его руках инструментом, причем исключительно ценным. Ленин создал себе этот образ «доброго якобинца», и в его замысле он действительно должен был быть добрым. Почему? Провидцу Владимиру Ильичу все казалось простым: организовать и проконтролировать массовый террор (а контроль над ним он предусматривал) означало не убивать, а только напугать, продемонстрировать силу, разыграть именно театр. Создать современный рыцарский орден, который во имя всеобщего счастья будет наставлять неверных на путь истинный. Но это требовало достоверности, а достоверность мог обеспечить только такой человек, как беззаветно преданный и абсолютно честный Феликс Эдмундович. По словам Бориса Левицкого, «ибо фанатизм Дзержинского был гарантией безжалостного истребления врагов, а его личная скромность и аскетизм исключали возможность злоупотребления этой, как же опасной, властью»320. Безусловно. Но дело было и в симпатиях к нему со стороны рабочих. Этот шляхтич, как мало кто из большевистских интеллигентов-шляхтичей321, умел найти путь к простым сердцам при помощи личного обаяния и истории жизни. Он был героем романтической легенды. Он мог иметь поддержку масс – и получил ее.

Дзержинский был решительным противником индивидуального террора – как и вся польская социал-демократия во главе с Розой Люксембург. Официально Ленин такой террор тоже осуждал, но вместе с тем поддерживал акции по экспроприации, проводимые Леонидом Красиным и Иосифом Сталиным, одобрительно относясь и к подобным же акциям Пилсудского. Он рассматривал эти акции как практический способ добывания финансовых средств для партии. Но массовый террор содержал в себе совершенно иной, моральный груз. Он был неотъемлемым элементом революции («Как можно проводить революцию без экзекуции?» – спрашивал Ленин Льва Каменева). Трудно, однако, считать руководителя большевиков человеком со склонностями убийцы. Абсолютно уверенный в правильности своей идеи, в самые трудные моменты он рассчитывал на силу экзорцизма. А потом все должно быть просто прекрасно: без государства и без диктатуры.

Заместитель Дзержинского на Лубянке латыш Мартин Лацис скажет позже, что «ЧК прилагала все силы к тому, чтобы ее деятельность оказывала на людей такое впечатление, что сама мысль о ней отбивала бы желание к саботажу, шантажу и заговору.»322. А Феликс тоже рассчитывал на силу экзорцизма организации, которую возглавил? «Может, из меня получился не самый плохой революционер, но я не вождь, ни государственный деятель, ни политик», – цитирует Троцкий его высказывание в книге Моя жизнь. Так кем он был? У этого «рыцаря революции» совесть потеряла чувствительность после заверения Ленина о том, что они создают совершенно новый моральный кодекс, позволяющий очень многое, потому что «первыми в мире» они обнажили меч «не с целью порабощения, а во имя свободы и освобождения от угнетения»323.

Чрезвычайность комиссии, которую возглавил «добрый якобинец», должна была заключаться не в ее полной независимости (за что ее многие упрекали), а в ее временном характере. Действующая, как предполагалось, только в период гражданской войны, она не дождалась даже самого короткого упоминания в разрабатываемой советской конституции. То, что она оказалась учреждением, которое не только просуществовало многие годы, но и навязало свой образ мышления всему российскому обществу – это явилось поразительным триумфом действительности над ленинской концепцией.

«Суть власти есть насилие» – писал Борис Бажанов, бывший секретарь Сталина, который в 1928 году перебежал на Запад. Он писал о коммунистической власти в СССР.

Насилие в отношении кого? Согласно доктрине – прежде всего в отношении какого-то классового врага. В отношении буржуя, капиталиста, помещика, шляхтича, бывшего офицера, инженера, священника, зажиточного крестьянина (кулака), человека с иными взглядами, не приспосабливающегося к новому общественному строю (контрреволюционера, белогвардейца, саботажника, вредителя, социал-предателя, симпатизирующего классовому врагу, союзника империализма и реакции и т. п.). А после ликвидации всех этих категорий можно создавать очередные и следующие: середняк может стать пособником кулака, малоземельный – противником колхозов, а тем самым саботажником и врагом социалистического строительства, рабочий, не проявляющий социалистического энтузиазма – агентом классового врага324.

Это классификация как из детской считалки, но в этой системе было много инфантилизма. Это был мир уже не марксистской теории, а обещанной Лениным практики. И в этом мире: «Не тот большевик, кто читал и понял Маркса (…), а тот, кто натренировался в безустанном поиске и преследовании всякого рода врагов» – добавляет Бажанов.

5 декабря 1917 года новое правительство, Совет народных комиссаров, постановляет поручить Дзержинскому создание специальной комиссии для борьбы с забастовками «путем самых энергичных революционных средств»325. Пока только с забастовками, так как новой власти грозит всеобщая забастовка в государственных учреждениях. И это непосредственно после революции, когда для осуществления насилия нужно спокойствие, нужен хлеб, нужны деньги. А без порядка и хлеба даже самая прекрасная идея умрет немедленной смертью, а легко захваченная власть быстро умыкнет из рук. Ленин и товарищи понимают: выхода нет. Диктатура пролетариата должна стать карающим мечом против врагов народа. Но забастовки – это слишком мало. Утром 20 декабря 1917 года в записке Дзержинскому Ленин приводит причины создания нового ведомства: «Необходимы чрезвычайные средства борьбы с контрреволюционерами и саботажниками»326. В тот же день вечером на заседании Совета народных комиссаров Дзержинский представляет план действий – он предлагает создать Всероссийскую Чрезвычайную комиссию для борьбы с контрреволюцией и саботажем. Сокращенно ВЧК, ЧК, в обиходе – чрезвычайка.

Сначала их было всего тридцать человек, включая водителей и уборщиц – все с добрыми намерениями и без какого-либо опыта327. Большой проблемой оказался подбор сотрудников низшего звена. Феликс искал твердых и неподкупных, или – как сам повторял – «с холодной головой, горячим сердцем и чистыми руками». Он искал их прежде всего среди красногвардейцев, солдат и матросов. Многие отказывались, говоря, что готовы отдать жизнь за революцию, но брезгуют слежкой и провокациями. Ведь специфика нового ведомства требовала от сотрудников специфических качеств, ну, и ассоциировалась (и правильно) с ненавистной Охранкой. Это была грязная революционная работа, которую нельзя выполнять в рукавичках – это все понимали. До тех пор, пока ВЧК не обросла легендами и привилегиями, она не пользовалась уважением у кандидатов, которые подходили бы для этой работы.