Фельдмаршал Румянцев - Арсений Замостьянов Страница 43

В Петербурге в честь победы при Ларге палили орудия.

Екатерина повелела провести благодарственный молебен в старой церкви Рождества Богородицы на Невском проспекте. Почему именно в этом скромном храме? Ответ знаменательный: здесь пребывала особо почитаемая во все времена икона Казанской Божией Матери — символ и залог победы России над любым противником. Именно эта икона сопровождала ополчение Минина и Пожарского при освобождении Москвы от поляков. Историческая память сохранила эти обстоятельства. После основания Петербурга, в разгар войны со шведами, Пётр I распорядился перевезти святыню в новый город — этот жест не остался незамеченным. Значит, прочно стоим мы на берегах Невы.

Императрица, можно сказать, приобщала чудотворную икону к победе над турками и приобщала Ларгу к сокровенной летописи русской славы.

Молебен прошёл на следующий день после получения известий о победе. Не только колокола звонили, но и пушки били в честь Румянцева.

Славный генерал-аншеф получил из столицы письмо «с изъявлением благодарения за победу при Ларге»: «Граф Петр Александрович! Вы легко себе представить можете, с коликим удовольствием я получила известия чрез полковника Каульбарса о совершенно вами одержанной победе над неприятелем при речке Ларге. На другой день я со всем народом приносила Всевышнему достодолжное благодарение при пушечной пальбе в церкви Казанской Богоматери. Но наивящше чувствовала цену сего происшествия, когда 25 числа сего месяца усмотрела из привезенных поручиком гвардии Хотяинцовым и подполковником Мордвиновым писем обстоятельные описания сей славной вам и всем в сражении бывшим войскам баталии, при которой высшее воинское искусство предводителя было поддержано храбростью и неустрашимостью подчиненных ему воинов. Что более услуги к отечеству, то менее цены оным можно определить настоящее время. Одно потомство означивает степени славы знаменитым людям всякого рода».

Незадолго до Ларги, в 1769 году, Екатерина II учредила высшую военную награду России — орден Святого Георгия Победоносца. Только в 1769-м — а кажется, что этот орден существовал всегда… По статуту орден имел четыре степени. Первый орден Святого Георгия первой степени императрица возложила на себя в день его учреждения. Вторым обладателем первой степени стал граф Пётр Александрович Румянцев! Орден Святого Георгия вручался только за полководческие победы, за боевые действия. В отношении себя самой Екатерина это правило нарушила, а Румянцев стал первым истинно боевым кавалером высшей степени Георгия. Он же — единственный кавалер ордена, коему первая степень была вручена сразу, без последовательного награждения нижними степенями. И этот факт помешал Румянцеву стать полным кавалером всех российских орденов… Слишком яркими оказались победы 1770 года для четвёртой или третьей степени Егория… В то лето Румянцев действовал столь блистательно, что биографы иногда путают — за какую победу он получил Георгия? За Ларгу, всё-таки за Ларгу.

Императрица окружила это награждение изысканной словесной вязью: «Вы займете в моем веке несумненно превосходное место предводителя разумного, искусного и усердного. За долг почитаю вам отдать сию справедливость и, дабы всем известен сделался мой образ мысли об вас и мое удовольствие о успехах ваших, посылаю к вам орден Святого Георгия первого класса. При сем прилагаю реестр тех деревень, кои немедленно Сенату указом поведено будет вам отдать вечно и потомственно».

Впервые Екатерина осыпала такими милостями «чужака» — не фаворита, но генерала, не имевшего отношения к перевороту, к тому же — любимца Петра III. Особенно величественным был такой жест императрицы: «Как я вспомнила, что в Молдавии золотошвеи статся может мало, то посылаю к вам кованую георгиевскую звезду, какую я сама ношу». Лестная приписка, в духе галантного века! Нет, сердце генерала растопить не удалось: Румянцев был глуховат к сантиментам. Но столь изобретательное награждение осталось в легендах, чего и добивалась Екатерина.

В звучных стихах воспел Румянцева Михаил Никитич Муравьёв:

Виват, ларгская виктория! Но, несмотря на чувствительные потери, турецко-крымское войско не было разбито, и Румянцев за недосугом не купался в лучах славы. Напротив: русская армия попала в ещё более опасное положение.

Румянцев уже приучил Петербург к победам, но Россия ещё помнила и о поражениях, и о полуудачах прежних кампаний. А битому неймётся. Турки намеревались объединить рассеянные силы, значительно подкрепить их — и сбить спесь с Румянцева, нанести ему урон.

Противник Румянцева — великий визирь Османской империи Иваззаде Халил-паша. Об этом визире можно сказать словами Державина (адресованными, впрочем, другому человеку): «Сын роскоши, прохлад и нег». Да, он был опытным и удачливым полководцем, хорошо знал специфические качества турецкого воина и умел влиять на своих бойцов как мало кто из тогдашних пашей. Но красиво пожить этот османский генерал любил пуще всего на свете. Это он окружал себя неслыханной роскошью даже в дальних походах. Это он охоч был до утех плотских и гастрономических… Как-никак потомственный полководец и вельможа. Ведь он родился в доме великого визиря Хаши Иваззаде Мехмед-паши, был любимцем властного отца и никогда не знал нужды. Богатый избалованный генерал. Именно такого соперника судьба подбросила Румянцеву в решающие дни той войны.

Приезд вождя к армии был обставлен с театральной пышностью. 16 июля 40 пушечных выстрелов в турецком лагере у Кагула возвестили о прибытии визиря. Его встречали в религиозном экстазе.

Объединённые силы османов достигли 150 тысяч бойцов (не менее 100 тысяч конницы и 50 тысяч пехоты). Левее озера Ял пуха держался хан со своей восьмидесятитысячной конницей, делавшей попытки прервать сообщение русских с Фальчами и, переправившись через Салчу, ударить в тыл русских.

Правой рукой Румянцева в те дни стал генерал-квартирмейстер Фёдор Васильевич (он же — Фридрих Вильгельм) Бауэр (Боур, Баур). Военный историк Богданович так охарактеризовал его: «Этот генерал, образовавшийся под знамёнами славного Фердинанда Брауншвейгского, был главным помощником, правою рукою нашего великого полководца. В то время, когда люди, специально приготовленные к военному делу, встречались весьма редко, Баур обладал вполне искусством соображать диспозиции маршей и сражений, строить мосты, вести осады; его военный глазомер заменял недостаток в хороших топографических картах; его верный взгляд обнимал всё пространство полей сражения». Именно ему Румянцев поручит «осмотреть аккуратно прежний лагерь неприятельской: выведены ли оттуда все войски и не маскируют ли в оном одне только караулы да палатки».

Между тем визирь получил точные донесения о состоянии армии Румянцева — немногочисленной, изнурённой. И спешил истребить неприятеля. Каплан-Гирей гарантировал визирю поддержку: его потрёпанная конница готова была атаковать русских с тыла.